Шрифт:
— Тем более должно вам следовать моим указаниям! — возразил барон Дибич. — Вы в самом деле так разговаривали с князем Зубовым, будто находились с ним где-нибудь на охотничьем бивуаке.
— Я слышал, что придворная жизнь уподобляется лесу, где охотятся за крупной дичью чинов, орденов, милостей. То, значит, в сем лесу возможны и бивуаки.
— Вы блистаете остроумием, ваше высочество. А я вас предупредил. Хотя Зубовы и возвращены из ссылки, но император им показывает холодность. Вы же болтали с ним и, вообще, осыпали его милостивыми словами…
— Ах, Дибич! Сейчас всего больше устрашает меня, что эта пышная кровать показывает холодность! Ну, как я буду здесь спать!
Тут в спальню вошел ротмистр фон Требра с сильно покрасневшим от тостов лицом.
— Ну, сейчас начнут они ссориться! — подумал принц Евгений.
Дибич и фон Требра всю дорогу вздорили, каждый заявлял исключительные права на принца, один — как его наставник, другой — как посланный императором.
И теперь, едва ротмистр вошел, Дибич принял вызывающую осанку, вздернув голову, причем парик его едва не слетел на пол и коса задорно выгнулась крючком. Со своей стороны, ротмистр заложил руки за спину и с высоты окинул пренебрежительным взором карикатурную фигурку барона.
— Господин барон фон Дибич! — сказал он резко, — уведомился я, что его величеству угодно завтра же дать аудиенцию его высочеству!
— Господин ротмистр фон Требра, — самым скрипучим голосом отвечал Дибич. — Если это так, то вы тут при чем?
— При чем я тут?! — закричал ротмистр, и его покрасневшее лицо стало пламенным. — Странно слышать мне это от вас, барон, когда вам известно, что его высочество мой воспитанник и родителем его препоручен моему надзору.
— Мне же препоручено самим императором доставление его высочества в столицу Российской империи! — наступая, проскрипел Дибич.
— Так что же! — в свою очередь наступая, кричал ротмистр, — вы препорученное вам исполнили, а доставление ко двору его высочества не прямая ли обязанность воспитателя?
— В каких правилах воспитывали вы принца? В якобинских? — все еще наступая, кричал Дибич.
— В правилах чести, барон! Ибо я преподавал принцу токмо военные науки! — тоже наступая, кричал фон Требра.
— Вы есть якобинец! Вы последователь известного кенигсбергского вольнодумца Иммануила Канта У вас под подушкой вместо молитвенника его всеразрушающая «Kritik der reinen Vernunft»! Вы — безбожник!
— А вы есть известный клеветник! Что у меня под подушкой лежало, до того вам дела нет. Я преподавал принцу не «Kritik», а воинский устав прусской службы!
— А я сей устав производил в действие на полях Цорндорфа!
— Что вы производили в действие на полях Цорндорфа, я не знаю!
— Весь свет о сем известен! И сам великий Фридрих…
— Я знаю одно, что завтра имею сопровождать его высочество во дворец на аудиенцию!
— Никогда!
— Нет, им-имею!!.
— Ни-когда!!.
— Н-нет, им-м-ме-е-ю!!!..
— Ни-ког-да!!!..
Произнося последние слова, каждый из споривших поднимал палец кверху и потом махал им перед носом противника, причем коротенький барон приподнимался на цыпочки и подскакивал, чтобы дотянуться до физиономии рослого ротмистра.
Затем оба отступили, словно два петуха.
— Я есмь друг императора Павла! — крикнул, ударяя себя кулаком в грудь, барон Дибич. — Это я имею доставить его высочество во дворец!
— А я назначен принцем-родителем иметь неотступное смотрение за его высочеством и потому сопровождаю его завтра! — тоже ударив себя кулаком в грудь, крикнул ротмистр.
— Господа, — сказал, наконец, принц, уставший от этих пререканий, — идите ссориться куда-нибудь в другое место и дайте мне спать!
Наставники рассеянно оглянулись на принца и шумно вышли, продолжая браниться.
III. Несчастия принца Евгения
Принц остался один. Нечего было делать! Он набожно сложил руки, прочел вечерние молитвы, потом разделся и забрался в холодную кровать, где, свернувшись, старался как-нибудь согреться. Несмотря на дорожное утомление, он не мог заснуть. Странно и страшно было на новом месте. Одинокий мальчик вспоминал далекий родительский замок и чувствовал себя очень несчастным.
— Бедный Евгений! Бедный, бедный принц! — повторял он тоскливо.
В самом деле, принц Евгений был игрушкой прихоти русского императора, без ведома мальчика устроившего судьбу его в противность всем природным склонностям принца. Все несчастья мальчика начались после того, как в замок Карлсруэ приехал фельдъегерь русского императора, возвестил о восшествии на престол Павла Петровича и передал пакет, где для матушки принца находился орден св. Екатерины и на имя самого принца Евгения рескрипт. Император производил его в драгунские полковники.