Ровно в 11.00 на КП корпуса позвонил Петренко.

— Можно начинать? — спросил он. — Мы готовы!

Я передал его слова Чувакову. Никита Емельянович вынул карманные часы, сверил с моими и, повернувшись к стоявшему рядом полковнику Квашневскому, сказал:

— Давайте, Владимир Александрович! Только побольше огоньку им подбросьте. Задача у Петренко трудная. Если артиллерия не расчистит ему путь, то…

Комкор не договорил и выразительно посмотрел на «бога войны».

— Есть, подбросить огоньку! — вытянулся Квашневский.

После десятиминутного огневого налета, в котором участвовало около двухсот пятидесяти стволов, 226-я стрелковая перешла в контратаку. Но она сразу же встретила ожесточеннейшее сопротивление гитлеровцев, которые усилили огонь из всех видов оружия и несколько раз поднимались в контратаку. В воздухе почти беспрерывно висела вражеская авиация, наносившая по наступающим частям бомбовые удары. За три часа жестокого боя Петренко удалось продвинуться вперед всего лишь на полтора километра, да и то не везде.

В полдень мы получили первые сообщения о том, что противник подбрасывает подкрепления к Чеповичам. На нескольких дорогах было замечено движение его танковых колонн. Одна из них шла от хутора Балярка, другая — из района Липлян. Гитлеровцы, очевидно, намеревались нанести удар с разных направлений, стягивая для этого силы.

Начальник разведки майор Ф. С. Курнышев доложил мне что, как показали захваченные пленные, в полосе 226-й дивизии действуют части двух танковых соединений, в том числе дивизия СС «Адольф Гитлер». Картина постепенно прояснялась. Оценив обстановку, комкор приказал полковнику Петренко прекратить контратаки и закрепиться на занятом рубеже. Главное теперь — не дать противнику прорваться в Чеповичи.

Гитлеровцы начали атаку в 14.30. На узком участке, как раз в стык между 987-м и 989-м полками, они бросили до сорока танков и самоходок. Первыми встретили их артиллеристы. Им было приказано с дальних дистанций огня не открывать, чтобы заранее не обнаруживать себя. Поэтому батарейцы подпустили врага поближе и ударили меткими залпами. Уже в первые пятнадцать — двадцать минут боя было подбито до десяти машин.

Об артиллеристах можно рассказывать много. Сражались они отважно и, я бы сказал, мастерски. Приведу один пример. Батарея лейтенанта В. Н. Анисимова стояла сразу же за передовыми окопами. Поскольку открывать огонь было приказано только с двухсот — трехсот метров, стрелять ей пришлось почти в упор. Первым же залпом батареи была подбита тяжелая самоходная установка «фердинанд», после третьего — загорелся шедший рядом с ней «тигр». Остальные танки продолжали лезть вперед. Два из них вышли батарее во фланг. Анисимов приказал повернуть пушки на девяносто градусов и продолжать стрельбу. Танки приблизились вплотную. Батарейцы несколько раз попадали в них, но мощная броня выдерживала: снаряды, ударившись в нее, рикошетировали.

Один из танков раздавил наше крайнее орудие. Тогда наперерез ему выскочил со связкой гранат в руке наводчик соседней батареи рядовой Федор Клименко. Он остался один на один со стальной громадиной. Батарейцы, затаив дыхание, наблюдали за этим поединком. Клименко подпустил танк вплотную, но гранаты почему-то не бросил, нырнул в окоп и замер там. И лишь когда «тигр» прошел через укрытие, он швырнул связку гранат ему вслед. Танк вздрогнул, замер и через минуту окутался густым дымом.

Позже нам довелось побеседовать с Федором Михайловичем Клименко. Мне тогда было поручено вручить ему за совершенный подвиг солдатский орден Славы II степени (орден III степени он уже имел).

— Что же ты в лоб танку гранату не бросил? — поинтересовался я.

— Несподручно было, товарищ полковник, — смутившись, ответил боец. — И потом я ж как рассудил? Мотор-то у него где? Сзади. Значит, сзади вернее будет его стукнуть.

— А вдруг придавил бы тебя в окопе?

— Никак невозможно! — хитровато улыбнулся Клименко. — Земля — она, матушка, завсегда выручит. Проверено, можете не сомневаться…

Я от всего сердца поздравил героя с наградой и пожелал ему новых боевых успехов.

…Первая атака немцев была отбита с большим для них уроном. Петренко доложил мне, что противник потерял восемь танков, четыре бронетранспортера, два «фердинанда»; более ста трупов остались лежать на поле боя. Но и у нас потери были немалые.

— Может быть, усилим Петренко? — предложил я командиру корпуса. — Немцы наверняка скоро полезут вновь.

— Хорошо, — согласился Никита Емельянович. — Верните ему девятьсот восемьдесят пятый полк. Теперь мы с вами практически останемся без резерва. Но пусть Петренко знает: больше никаких подкреплений он не получит и должен рассчитывать только на свои силы. Так ему и передайте…

Кстати, Чуваков и Петренко не были еще тогда лично знакомы. Василий Яковлевич не смог застать комкора на КП и представился ему потом по телефону: отлучиться из дивизии ему не позволяла обстановка.

Вскоре гитлеровцы снова пошли в атаку, были отброшены и после короткой передышки опять ринулись вперед. Потом атаки стали следовать одна за другой почти без пауз, и в каждой из них участвовали десятки танков. Противник хотел во что бы то ни стало прорвать наш фронт и захватить Чеповичи.

Всеми противотанковыми средствами в этом районе по указанию Чувакова руководил гвардии полковник Григорий Мартынович Фарафонов. Он был заместителем Квашневского и считался одним из лучших специалистов. Фарафонов всегда вызывал у меня да и у других товарищей невольную симпатию, потому что был очень душевным и в то же время твердым, пунктуальным человеком. Ему можно было поручить любое дело, зная, что оно будет четко выполнено. Вот и в тот раз Фарафонов лично контролировал выдвижение противотанковых средств в районы, назначенные комкором, помогал командирам размещать орудия, организовывал взаимодействие между батареями, а затем сам же принимал участие в отражении танковых атак противника. Находясь на одной из огневых позиций во время боя, Григорий Мартынович был ранен в ногу осколком снаряда. Его хотели увезти в медсанбат, но офицер наотрез отказался, только попросил санитара потуже перебинтовать рану. Фарафонов продолжал руководить артиллеристами до конца боев за Чеповичи. Вскоре после этого Григорий Мартынович был удостоен правительственной награды и был переведен от нас с повышением.