Шрифт:
Утром 16 марта позвонил генерал Г. А. Тер-Гаспарян и спросил:
— Все еще топчетесь у Скалата?
Что я мог ответить? Не будешь же оправдываться, объяснять, что мы чего-то недоучли.
— Делаем все возможное, — сказал я. — У немцев здесь сильная оборона.
— Командарм недоволен, — заметил начальник штаба армии. — И не только он!.. Нужно как можно скорее перерезать железную дорогу в этом районе и лишить тем самым немцев возможности пользоваться ею.
— Ясно. Постараемся сделать.
— Но это еще не все. К вам с указаниями маршала Жукова вылетает офицер штаба фронта.
Я вызвал подполковника А. Ф. Шацкого и поставил ему задачу проверить готовность площадки для приема самолета У-2. По распоряжению командира корпуса я же выехал встретить посланца Г. К. Жукова. Им оказался невысокий грузноватый полковник, работающий, как он мне сказал, в оперативном управлении фронта. Полковник привез два пакета. Один был адресован Н. Е. Чувакову, другой — генералу Д. Д. Лелюшенко. Не знаю, что было написано командующему 4-й танковой армией, действовавшей тогда на нашем направлении, но с запиской, присланной комкору, я имел возможность ознакомиться. В ней говорилось следующее (привожу текст по памяти): «Вы слишком долго топчетесь перед не столь уж сильно укрепленным Скалатом. Усматриваю в этом недоработку. Видимо, вы не сосредоточили всех усилий пехоты, артиллерии и танков на захват этого узла сопротивления. Плохо организовано взаимодействие с 4-й танковой армией. Требую подтянуть артиллерию, тщательно организовать бой и в тесном взаимодействии с танкистами взять город в течение двух суток».
Думаю, что генерал Лелюшенко тоже получил приказ командующего фронтом, в котором предписывалось захватить Скалат. Во всяком случае, когда мы с Н. Е. Чуваковым пришли к нему на наблюдательный пункт (наши НП располагались рядом), Дмитрий Данилович был уже в курсе дела. Мы согласовали наши действия по времени и по рубежам, договорились о совместных мерах по подготовке к штурму города.
Штабом корпуса был разработан план взятия Скалата. Задача в основном возлагалась на 8-ю стрелковую дивизию. Ей выделялась большая часть приданной корпусу артиллерии и инженерных средств. Саперы наряду с танковыми экипажами и орудийными расчетами были включены в штурмовые группы, созданные в каждом полку.
В течение полутора суток нам удалось подтянуть к переднему краю артиллерию, подвезти боеприпасы. Для этой цели в окрестных селах были мобилизованы все транспортные средства. Местное население активно помогало нам. Мужчины и женщины выходили на маршруты войск с лопатами в руках и под непрерывным дождем ремонтировали дороги, вытаскивали застрявшие машины, на плечах переносили снаряды и ящики с боеприпасами. Немцы бомбили и обстреливали дороги. Но это не останавливало людей. Они делали все, чтобы помочь родной армии одержать победу.
Во второй половине дня 18 марта после мощного огневого налета 8-я дивизия во взаимодействии с частями 4-й танковой армии штурмом овладела Скалатом.
В трудных условиях, но очень результативно дрались и части 359-й дивизии на правом фланге корпуса, особенно ее 1198-й полк под командованием гвардии подполковника Д. И. Загребина, находившийся в районе Романувки.
Именно сюда стал отходить 188-й пехотный полк 68-й дивизии гитлеровцев, атакованный нашими танками близ Хмелиска. Фашистам нужно было прорваться через Романувку: иного пути к отступлению у них просто не было. Встреченные сильным огнем, вражеские пехотные батальоны понесли значительные потери, однако останавливаться им было нельзя: сзади напирали танки. Подполковник Загребин поднял своих бойцов в атаку. Завязалась рукопашная схватка, причем настолько упорная, что ни один из гитлеровцев с поля боя живым не ушел, не считая, конечно, пленных. 188-й пехотный полк перестал существовать.
С 18 по 21 марта соединения корпуса вели бои с переменным успехом на рубеже Романувка, Скалат, Заднишувка.
В ночь на 20 марта мне снова позвонил начальник штаба армии и передал указание командующего:
— Подтяните артиллерию и свои силы, организуйте бой. На это мы вам даем еще сутки, не больше. И вперед, к Днестру! Подробный приказ получите утром.
Учтя предшествующий горький опыт, мы вели тщательную подготовку к наступлению, подтягивали артиллерию, подвозили боеприпасы. К этому времени корпус был усилен пушечным полком, тремя истребительно-противотанковыми и одним полком гвардейских минометов М-13.
Оценивая оборону врага и наличие боеприпасов, а их было явно недостаточно, полковник Квашневский предложил артподготовку провести по отдельным узлам сопротивления противника, а поддержку атаки пехоты осуществить методом последовательного сосредоточения огня.
Комкор с ним согласился, так как это был наиболее разумный выход из положения.
В 8-ю стрелковую дивизию, наступающую на главном направлении, мною был послан майор Андриевский. И я вспомнил, что недавно у нас с Чуваковым состоялся такой разговор.
— Боевой он все-таки у вас офицер. Ему бы командиром быть, — заметил комкор.
— А он давно на полк просится, — ответил я.
— Так, может, пошлем?
— Надо подумать…
Сейчас, когда я инструктировал Андриевского перед отъездом, снова подумалось: «Из него наверняка получится хороший командир. Придется отпустить его».
Вместе с Андриевским, только в другие соединения, разъехались накануне наступления и остальные операторы. Находясь непосредственно в районе боя, они давали мне точную информацию о развивающихся событиях. Через них же комкор и я могли оперативно влиять на положение дел в соединениях. В эти дни мы тепло проводили назначенного с повышением А. П. Федорова, а на его место выдвинули И. Б. Смирнова, получившего звание майора.