Якимова уже знала об этой просьбе; все тот же Клеточников аккуратно сообщал о всех кознях Кирилова и Швецова.

— Я достану.

— Уж не знаю, как и благодарить вас. Значит, денечка через два-три добудете?

— Обязательно. Куда вам занести их?

— Давайте в Александровском сквере свидание назначим.

— Хорошо.

Через два дня Якимова, надев густую черную вуаль, явилась в Александровский сквер, пользовавшийся репутацией шпионской биржи. На расстоянии за ней следовали Александр Михайлов и Кибальчич, которые хотели поглядеть на Швецова, чтобы потом покончить с ним. Якимова и Швецов уселись на лавку. Народу в сквере было много. Мимо скамейки взад и вперед прогуливался старик с палкой, напротив сидела веселая компания, человек шесть. Швецов был любезен, то предлагал Якимовой закурить, то звал в трактир, приглашал в ближайшее воскресенье поехать вместе с Халтуриным на лодке на острова. Якимова отказывалась, зная, что старик с палкой сам Кирилов, а курить ей Швецов предлагает для того, чтобы она подняла вуаль.

Передав обещанные паспорта, Якимова шесть часов плутала по городу, переправлялась через Неву на лодке, вскакивала на ходу в конку, чтобы сбить шпионов, ‘которые настойчиво следовали за ней. Только ночью, усталая, она сумела юркнуть в подъезд дома на углу Невского проспекта и 1-й улицы Песков, где была конспиративная квартира.

На следующий день Лев Тихомиров подробно описал Якимовой ее похождения. Якимова не была сентиментальна, но тут расчувствовалась чуть ли не до слез, она с трудом могла представить себе ту аскетическую отрешенность от жизни, на которую добровольно обрек себя Клеточников, сообщивший Тихомирову эти подробности.

Тихомиров с удивлением смотрел на эту суровую конспираторшу, он впервой видел такое волнение на лице Якимовой.

— Анна Васильевна, Клеточников просил предупредить, что дом на Десятой линии взят на заметку Третьим отделением. Кирилов перестал доверять Швецову, а это значит, что договоренность последнего о том, чтобы вас и Халтурина не трогали, будет нарушена. Нужно предупредить Степана Николаевича, вот запись Клеточникова.

В тот же день Якимова нашла Халтурина в мастерских Нового Адмиралтейства. Отозвав его в сторону, Анна Васильевна, торопясь, шепотом сообщила:

— Степан Николаевич, Швецов шпион Третьего отделения, вчера он пытался представить меня жандармам, чтобы они затем выследили мои связи. Сегодня в вашей квартире может быть устроена засада.

— Анна Васильевна, опять вам, интеллигентам, шпионы мерещатся, и снова они из рабочих. Вон Рейнштейна убили, а за что, спрашивается? За что рабочего-пропагандиста уничтожили?

— Степан Николаевич, и Рейнштейн был шпион, и Швецов также. Если вы не верите моим словам, так вот прочтите, я не обманываю вас, хотя и не могу сообщить об источнике этой информации.

Халтурин развернул листок, поданный Якимовой, и прочел:

«3-я экспедиция сообщила, что у известного Швецова (10-я линия, д. № 37/3) на чердаке склад запрещенных книг, которыми и пользуется много лиц для пропаганды. Так пропаганду ведут живущие у него рабочие Балтийского завода: Степан Батурин и Семен Марков Колот, которые, кроме того, разносят много пакетов в разные места разным лицам; так на днях они разносили пакеты в Старо-Московские казармы, в Артиллерийское и Инженерное училища. В этом им помогал мещанин Иван Любимов (17-я линия, д. № 44). Понятно замечание Кирилова, что если у Швецова поискать, то, вероятно, нашлось бы много кое-чего. Следовательно, получая сведения от Швецова и платя ему деньги, они все-таки не доверяют ему. Это видно и из беспокойства их за последние дни и ежедневное требование к себе для объяснений посредника Яновского».

— Анна Васильевна, откуда у вас эти сведения.

— А разве они ложные?

— Нет, все верно, только не верится как-то насчет Швецова.

— Степан Николаевич, почему вы так не доверяете нам?

— Признаться, не верю я интеллигентам, не верю их революционности, преданности революции. Вон ныне убийствами занялись, а к чему? Что это даст?

— Поверьте, Степан Николаевич, идя сюда к вам, в мастерские, я очень рисковала и еще не уверена, что благополучно вернусь домой, а для чего я подвергаю себя опасности? Ради «интеллигентского молодчества», что ли?

— Не обессудьте, Анна Васильевна, вас-то я давно знаю, знаю и вашу преданность революционному делу.

— Ну, а Плеханову не поверили насчет Рейнштейна, обидели Жоржа?

— Да, нехорошо получилось. А все почему, даже Георгий и тот мне не доверяет, ну откуда у него сведения о шпионах?

— Оттуда же, откуда и у меня.

— Выходит, я сам кругом виноват, хороших людей обидел, а они еще обо мне заботу имеют.

— Выходит так, Степан Николаевич.

— Эх, завертелся, закружился я с делами, не обессудьте и простите. Сегодня же съеду от Швецова, да и наших на его счет предупрежу, а с Георгием помирюсь, прощения испрошу.

— Уехал Плеханов, в Саратовской губернии сейчас.

— Уехал уже… Жаль. Оставил человека, который типографию наладить обещал, а я его только раз и видел, скрылся куда-то…

— Прощайте, Степан Николаевич, помните о Швецове да будьте осторожны. Я тоже уезжаю.

Халтурин крепко-крепко пожал руку Якимовой, поклонился. Анна Васильевна отвернулась и быстрыми шагами направилась к выходу. Степан долго следил за ее удаляющейся фигурой.

В 1879 году осенью завершился первый этап деятельности Халтурина среди рабочих. Шпионы, полиция так и не позволили Северному союзу русских рабочих прочно стать на ноги, стряхнуть с себя путы народнических теорий, выйти на широкую дорогу подлинно революционного пролетарского движения, сделаться зародышем марксистской организации в России. Для этого еще не созрели условия. В 1879 году «рабочее движение переросло народническое учение на целую голову», хотя оно затронуло только верхушку рабочего класса, а «масса еще спала». «В общем потоке народничества пролетарски-демократическая струя не могла выделиться».