Заметив впереди, среди деревьев, какое-то движение, Артемис остановилась и прижалась к толстому стволу. Это не означало, что она испугалась — кто бы там ни был, — просто ей нравилось быть одной, хотелось подольше насладиться уединением.

Внезапно она услышала шумное дыхание — и сразу же оказалась в окружении собак. Если говорить точно, трех собак — двух борзых и охотничьего спаниеля, весело вилявшего своим восхитительно пушистым хвостом. Несколько секунд Артемис и собаки просто приглядывались друг к другу. Затем она осмотрелась, но в «лесу», казалось, больше никого не было — словно собаки самостоятельно отправились на веселую прогулку.

— Значит, вы одни? — Артемис протянула к ним руку.

Услышав ее голос, спаниель с любопытством вытянул нос к ее пальцам и раскрыл пасть — словно смеялся. Она потрепала его шелковые уши, и тогда борзые ринулись вперед, чтобы выразить ей свое расположение.

Улыбнувшись, Артемис отступила и продолжила свою прогулку, а собаки побежали впереди нее. Они убегали вперед и, сделав круг, возвращались, чтобы обнюхать ее пальцы и уткнуться носами ей в руку — как будто просили разрешения снова убежать.

Артемис брела без всякой цели, не заботясь о том, куда придет. И вдруг деревья расступились — и впереди открылся пруд. На покрытой рябью воде играли лучи солнца, а в дальнем конце пруда находился мостик, ведущий к маленькой башенке на другой стороне.

Борзые стремительно бросились к пруду, чтобы побыстрее напиться, а спаниель решил просто идти, соблюдая достоинство.

Остановившись неподалеку от рощи, Артемис осмотрелась. Затем стала наблюдать за собаками, пившими воду.

Внезапно тишину нарушил пронзительный свист. И тотчас же все собаки вскинули головы. Более высокая борзая — пятнистая золотисто-коричневая сука — понеслась к мосту, другая, рыжая, бросилась за ней, а спаниель, помедлив немного, радостно залаял и побежал следом за ними.

Через несколько секунд на другом конце моста появилась мужская фигура. Мужчина был в поношенных сапогах и в старом сюртуке когда-то модного фасона, на голове же у него была шляпа с широкими полями, скрывавшими лицо. Он был высоким и широкоплечим, а двигался как большая хищная кошка.

Артемис на мгновение замерла, — потом воскликнула, изумленная. Перед ней был герцог Уэйкфилд.

Увидев мисс Грейвс, стоявшую между прудиком и рощей словно дриада, Максимус подумал: «Этого следовало ожидать». И действительно, какая другая леди могла подняться и гулять так скандально рано? Ради какой другой леди его верные собаки могли покинуть его?

И эти самые собаки прибежали к нему с таким видом, как будто хотели познакомить его с этой удивительной женщиной.

— Предательницы, — буркнул Максимус, взглянув на борзых, не потрудившись сделать выговор взъерошенному спаниелю. Посмотрев на мисс Грейвс, он крикнул:

— Доброе утро, миледи!

Герцог направился к ней, он казался диким обитателем лесной страны: шел же осторожно, стараясь казаться безобидным, но она держала себя в руках — не вздрогнула.

Когда же он приблизился, Артемис посмотрела на него с некоторым любопытством и произнесла:

— Доброе утро, ваша светлость.

Герцог кивнул и строго взглянул на собак, смотревших на мисс Грейвс с обожанием. Какое-то время они молча шли по берегу пруда. Наконец Максимус, нарушив молчание, проговорил:

— Полагаю, вы хорошо отдыхали ночью, мисс Грейвс.

— Да, ваша светлость.

— Прекрасно, — кивнул он, не зная, что еще сказать.

Обычно Максимус не допускал, чтобы кто-либо присоединялся к нему на утренней прогулке, но сейчас… По какой-то непонятной причине присутствие мисс Грейвс его успокаивало. Он искоса взглянул на нее и только тут вдруг заметил, что она шла босая. При этом ее длинные изящные пальцы сгибались, касаясь земли, и они были ужасно грязными. Это зрелище, казалось бы, должно было вызвать у него отвращение, однако то, что он почувствовал… О, это было совсем другое чувство.

— Вы ее построили? — спросила она низким, довольно приятным голосом, указывая на причудливую башню, к которой они приближались.

— Нет, мой отец, — покачав головой, ответил Максимус. — Мать видела нечто подобное, путешествуя по Италии, и она была очарована этими романтическими руинами. А у отца была склонность потакать ее желаниям.

Артемис, не останавливаясь, с любопытством посмотрела на герцога.

— Когда они были живы, мы много времени проводили здесь, в Пелеме, — продолжал он, кашлянув.

— А потом — нет?

— Нет. — Он стиснул зубы. — Кузина Батильда предпочитала воспитывать моих сестер в Лондоне, и я решил, что как глава семьи должен находиться с ними.

Артемис взглянула на него с недоумением.

— Но… Простите, разве вы не были совсем еще мальчиком, когда умерли ваши родители?

— Они были убиты.

— Что?.. — Артемис остановилась. Ее босые пальцы вонзились в песок — тоненькие, нежные и невероятно эротичные.

Максимус в упор посмотрел на нее и отчетливо проговорил: