Шрифт:
Не по своей воле и не по своей вине мы оказались с А. И. Козловым в эпицентре острых противоречий и многолетней борьбы по ряду принципиальных вопросов развития революции и гражданской войны на Кубани и в Черноморье.
Фактически, в самом начале нараставшего противостояния между различными группами историков и участников борьбы за власть Советов на Кубани и в Черноморье появились и наши публикации по данной теме. Поскольку их содержание во многом совпадало с тем, как эти события освещались в книгах и статьях И. Б. Шевцова, в исследованиях других историков, воспоминаниях большинства видных участников борьбы за власть Советов на Кубани и в Черноморье, опубликованных в 20-е–40-е годы, или хранящихся в архивах, – то на нас сразу же обратила внимание противная сторона. «Инакомыслящие» повели откровенную травлю, объявили всё, о чём мы писали в своих научных работах и публикациях, невежественным сочинительством, ложью и фальсификацией.
Замечу, что наши научные подходы, позиции и выводы основывались на анализе огромного количества документов и материалов, хранящихся в центральных, региональных и местных архивах, в историко-краеведческих музеях, а также во множестве опубликованных и неопубликованных воспоминаний участников революции и гражданской войны.
Наши позиции во многом совпадали с освещением и оценкой борьбы за власть Советов в многотомной Истории гражданской войны, издаваемой Институтом марксизма-ленинизма; в трудах предшествующих исследователей названной темы И. И. Разгона, Я. Н. Раенко и других; в мемуарах С. М. Буденного и А. И. Микояна, в сборниках статей и речей С. М. Кирова и Г. К. Орджоникидзе, чья деятельность была связана с революцией и гражданской войной на Северном Кавказе.
Мы оказались в эпицентре «схватки» двух групп участников борьбы за власть Советов и двух групп ее исследователей.
Противостояние резко обострялось и осложнялось тем, что наших «оппонентов» всей силой своей партийной власти поддерживал секретарь Краснодарского крайкома КПСС по идеологии И. П. Кикило. Тот самый человек, который «давил» меня при каждом удобном случае. А заодно и А. И. Козлова как моего единомышленника. Мотивы его позиции уже названы мною в предыдущей главе.
С «авторитетом» главного партийного идеолога Краснодарского края, его категорическим осуждением моей и А. И. Козлова научной позиции вынуждены были считаться и в ИМЛ при ЦК КПСС, и в Институте истории Академии Наук СССР, да и в Отделе науки ЦК КПСС.
По указанию ЦК КПСС, ИМЛ на протяжении многих лет почти непрерывно занимался этим, перешедшим все разумные пределы «научным спором». В «научный конфликт» были вовлечены историки Дона, Кубани, Северного Кавказа, Москвы и Ленинграда, других мест; общественные объединения участников революции и гражданской войны на Дону, Кубани, в Черноморье, на Северном Кавказе и в Москве. Потоком шли заявления и протесты в адрес ЦК КПСС, его Политбюро, Генеральных секретарей ЦК КПСС – Н. С. Хрущева, Л. И. Брежнева, Ю. В. Андропова, в адрес XXII–XXVI съездов КПСС…
Из года в год создавались научные и партийные комиссии для расследования писем и жалоб «непримиримых борцов» против «лжеученых», протаскивающих в историческую науку неверные и вредные идеи и умозаключения, искажающие историю. Таковыми были их обвинения против нас.
«Пожар», раздутый нашими оппонентами, охватил также многие издательства, редакции ряда центральных и региональных журналов и газет.
Наши оппоненты не давали покоя ВАКу – Высшей Аттестационной Комиссии СССР, Министерствам высшего и среднего образования СССР и РСФСР.
Складывалась парадоксальная ситуация. Все авторитетные научные учреждения, ученые-историки, в абсолютном большинстве своем, высоко оценивали наши научные работы, разделяли и одобряли наши научные позиции. Но группа непримиримых «оппонентов», поддерживаемая секретарем крайкома КПСС и отдельными беспринципными лицами в ЦК КПСС, продолжала искать управу на нас, домогалась расправы над нами, изничтожения нас как ученых, недопущения наших публикаций и защиты диссертаций.
Сначала наши циничные «оппоненты» взяли на прицел А. И. Козлова. Он был «первопроходцем». Учился в очной аспирантуре, и, естественно, научно-исследовательская деятельность была в то время его главным делом. На него, его диссертацию и публикации с особой силой обрушились «удары» наших непримиримых оппонентов.
В конце пребывания в аспирантуре Александр Иванович представил к защите кандидатскую диссертацию. Неукротимые оппоненты решили любой ценой помешать ее защите. В адрес Ученого Совета Ростовского университета, где она проходила, были направлены протесты на публикации и автореферат Александра Ивановича, суть которых состояла в необоснованных обвинениях и уничижительных оценках всех его научных исследований и публикаций.
Защита состоялась 19 ноября 1965 года. Когда была объявлена дискуссия, к кафедре вышла пожилая, но крепкая женщина. Вспоминая об этом, А. И. Козлов впоследствии писал: «Я случайно попала на защиту», – сказала она, ставя на кафедру большой баул и вытаскивая из него кипы бумаг. Представилась: «Я – Клавдия Константиновна Красильникова». Да это была она, доцент с Кубани, автор небольшой книжки, жена главы самозванцев из Черноморья. От их имени она сорок минут отстаивала их ложный статус, понося диссертацию.
Вслед за ней к трибуне двинулся Яков Никитич Раенко, старейший исследователь черноморских событий. Высокий, слегка сгорбленный, с всклоченными длинными седыми волосами, с тростью над головой, он на ходу заговорил: «Клавдя, я тебя породил, сейчас я тебя и убью. Ты все перевернула с ног на голову, а этот молодой человек все поставил на свои места». И говорил тоже с полчаса. Потом выступали еще и другие. Ученый совет проголосовал единогласно за присуждение мне ученой степени кандидата исторических наук… (А. И. Козлов. «Каменистыми тропами…». Ростов-на-Дону. 2008, с.29).