Шрифт:
— За меня вы спокойны, — говорит Профессор. — Оно и видно. Всех под свою мерку меряете. Политик, социолог из вас, знаете ли… За меня вы спокойны. А за себя?
— За себя? Ну, мои дела никого не касаются. Мне на весь ваш мир наплевать. Меня во всем вашем мире интересует только один человек — вот этот… — Писатель тычет себя в грудь пальцем. — Стоит чего нибудь этот человек или нет? Зря он до сих пор небо коптит или все-таки слепил свой золотой кирпичик…
— Послушайте, — говорит Профессор. — Не надо себя обманывать. То вы говорите, что идете туда за вдохновением, то за красотой, то за покоем…
— А вот когда я узнаю, что я такое, тогда мне будет и покой, и вдохновение, и красота…
— А если вы узнаете, что вы — дерьмо? Если узнаете, что не только своего кирпичика не слепили, но и чужой сожрали? Хорошенький покой!
— А вот это, дорогой Эйнштейн, уже не ваше дело. Занимайтесь, пожалуйста, своим человечеством, только минус я.
— Да-да, это понятно. Меня ведь беспокоит вот что. Мне кажется, что на самом деле вам просто хочется, чтобы все от вас отстали и по возможности — навсегда.
— Золотые слова!
— Но раз все — значит, и я, — говорит Профессор. — Поэтому я и прошу вас: подумайте все-таки, зачем вы идете. Хорошенько подумайте! Ведь существуют миллиарды людей, которые совершенно не виноваты в том, что вы — дерьмо.
Возвращается проводник.
— Хватит валяться, — говорит он. — Пошли…
Они бредут по проселочной дороге, покрытой тончайшей пылью. При каждом шаге пыль взлетает и некоторое время висит в неподвижном воздухе. Вдоль дороги тянутся ветхие телеграфные столбы. Очень жарко, впереди над дорогой висит горячее марево.
Профессор, идущий первым, вдруг останавливается, оборачивается к своим спутникам и растерянно произносит:
— Там машина какая-то… И двигатель у нее работает…
— Не обращай внимания, — говорит проводник. — Он уже двадцать лет работает. Лучше под ноги гляди и держись середины…
Они проходят мимо стоящего у обочины совершенно новенького, как с конвейера, грузовика. Двигатель его работает на холостых оборотах, из глушителя вырывается и стелется по ветру синеватый дымок. Но колеса его по ступицы погружены в землю, а сквозь приоткрытую дверцу кабины и сквозь дно кабины проросло тоненькое деревце.
Когда-то, вероятно в самый день посещения, огромный грузовоз тащил по этой дороге на специальном прицепе длинную, метрового диаметра трубу для газопровода. Грузовоз врезался в столб слева, а труба скатилась с прицепа и легла слегка наискосок, перегородив путь. Вероятно, тогда же сорвались и упали поперек дороги телеграфные и телефонные столбы. Теперь провода совершенно обросли какой-то рыжей мочалой. Мочала висит сплошной занавеской, перегородив проход по дороге.
Жерло трубы черное, закопченное, и земля перед ним вся обуглена, словно из трубы не раз обрушивалось коптящее пламя.
— Это что — туда лезть? — спрашивает Писатель, ни к кому, в частности, не обращаясь.
— Прикажу и полезешь, — холодно говорит проводник и подбирает с обочины несколько булыжников. — Ну-ка, отойдите. — Отведя руку, он швыряет булыжник в жерло трубы, а сам отскакивает.
Слышно, как булыжник грохочет и лязгает внутри трубы. Подождав немного, проводник швыряет второй булыжник. Грохот, дребезг, лязг. Тишина.
— Так, — произносит проводник и медленно отряхивает ладони. — Можно.
— Он поворачивается к Писателю. — Пошли.
Писатель хочет что-то сказать, но только судорожно вздыхает. Он достает из-за пазухи плоскую фляжку, торопливо отвинчивает колпачок, делает несколько глотков и отдает фляжку Профессору. Писатель вытирает рукавом губы. Глаза его не отрываются от лица проводника. Он словно ждет чего-то. Но ждать нечего.
— Ну? Все остальное — судьба? — произносит он и с трудом улыбается.
Он делает шаг к трубе. Останавливается перед страшным черным зевом. Медленно засовывает руки в карманы и поворачивается.
— А почему, собственно, я? — осведомляется он, высоко задирая брови. — Какого черта? Не пойду.
Проводник подходит к нему вплотную, и Писатель отступает на шаг.
— Пойдешь! — сквозь зубы цедит проводник.
Писатель молча мотает головой. Тогда проводник резко бьет его в живот, хватает за волосы, распрямляет и хлещет по щекам.
— Еще как пойдешь-то!.. — шипит он с напором.
Профессор пытается схватить его за руку. Проводник, не глядя, отпихивает его локтем, попадает в нос, сшибает очки.