Угрозу и ужас, исходящую от Атаятана при этих словах, мог ощущать даже Элий. Древний разгневан?! Даже улыбка исчезла… Уж гнев-то Хтэмы способны испытывать – теперь Элий в этом уверен.

Воцарилась тишина. Хайшо откровенно дрожал. Динорада втянула голову в плечи и, кажется, хныкала… Что сделал с ней Атаятан?.. Она всегда была гордой, дерзкой, честолюбивой и надменной, а сейчас – скулит… такое поведение необычно для нее. И хотя Элий никогда не испытывал симпатии к этой холодной змее, ему неприятно было видеть ее такой: раздавленной, уничтоженной, лишенной стержня… Идай Маизан раболепно склонил голову, не смея поднять глаз, – как еще не растянулся на полу?.. Титой выглядел огорченным: все-таки этот смаргов Мастер Полей действительно кровожаден, и ему мечталось убить кого-то из названной четверки собственной рукой.

– Позволь спросить, Атаятан-Сионото-Лос? – Один Эбонадо решился высказаться. Уж его ненависть к Фаэлю и желание лично покончить с Мастером Путей известны всем – наверняка он огорчен заявлением Древнего больше других.

– Позволяю, Маленький Пророк.

– Почему эти четверо? Ты хочешь связать их с собой? Даже Мастера Огней?.. Что ты сделаешь с ними, если они откажутся?

– Какое тебе дело, Эльфил, как я поступлю с ними? Я знаю, что ты хотел использовать Повелителя Огня как оружие, чтобы я боялся тебя. – Он засмеялся звонкой приятной музыкой, тем не менее неприятно затрагивающей что-то в глубине души каждого слышащего ее. – Но ты не прав… Вот тебе еще одна загадка – найди ответ: почему? Ты уже узнал значение своего имени?

Пророк не смел пристально смотреть в глаза Атаятану, как смотрел бы любому другому собеседнику. Эбонадо смертельно бледен: от ужаса, от раздражения, от досады… Упоминание о неразгаданном значении его имени очень болезненно для Пророка – он скрежещет зубами, раздувает ноздри, сжимает кулаки. Элий догадывался, что он приложил массу усилий, чтобы найти ответ, но добраться до разгадки так и не смог.

Итин Этаналь

Итин вышел на балкон своих покоев в Здании Совета. Он был зачарован музыкой, лившейся летним дождем, сладостным потоком откуда-то из комнат, расположенных напротив. Итин оглядывался по сторонам: на балконах, выходивших во внутренний круглый двор, стали появляться люди… Мастера Силы, их семьи, слуги… все, кто мог слышать эту прекрасную музыку. Она трогала его сердце, она вызывала нежность и тревогу, тоску и радость, жажду защитить… спасти… сохранить… удержать… Итин застыл, вслушиваясь. Песня Города… Песня Семи Огней. Одной рукой сохранить, другой рукой защитить… Сколько всего в этой мелодии: образы, эмоции, память… не самого Итина – память Города! Свет и любовь, мир, покой, огонь жизни и огонь Дара… Цветущие Мицами и стройные кипарисы, Кружевной мост… Пролитая кровь Астри Масэнэсса, убитого на фундаменте здания Академии Силы… Тарийский светильник, зажженный в ночи севера… Надежда каждого человека, Одаренного и неодаренного… детские голоса, улыбки девушек… Радость матери, гордость отца… Сила юноши… Восторг творца-человека и простертая длань Мастера Судеб… Крылья, раскрытые на ветру… Небо, покоренное полетом… Ветер, ожививший зелень молодых листьев, подхвативший золотые лепестки цветков Мицами и устилающий ими землю… Экстаз высоты… Знамя Тарии, трепещущее на ветру… Пламя, пожирающее зло…

Итин вдруг увидел!.. Он по-настоящему увидел эту музыку: она золотыми отблесками струилась из окна Верховного… Это Вирд играет… Музыка рисовала что-то в небе… И Итин видел: купол, сотканный из воздуха, и еще из чего-то… прозрачного, неосязаемого, неопределенного, но важного, как душа… Итин невольно потянулся к этому куполу серебряными нитями своего Дара. Он никогда не строил… из воздуха… из ветра… из аромата цветущих деревьев… из смеха и надежды… Как можно строить из музыки?.. Но Итин делал это… и делал не один – вместе с Вирдом. Радужные нити Силы Мастера Путей и серебряные – Архитектора сплетались в небе, образовывая купол над Городом…

Чем больше работал Итин, тем яснее понимал намерения Вирда, видел план, цель, знал, каков будет результат. Кружево, сплетаемое их Дарами… музыкой и ветром… будет настолько плотным, настолько крепким, что ни один человек, чьего сердце коснулась игла Доа-Джота, не сможет пройти сквозь него… никогда не сможет переместиться сюда… Нога Древнего или его смаргов не вступит в Город Семи Огней. Больше того, даже тень Атаятана не способна преодолеть этого препятствия. Огонь пылает в нитях сплетаемого кружева… Итин почувствовал, что кто-то еще помогает им… Кто-то зажигает, один за другим, сияющие невидимым светом огоньки под куполом… это – стражи, которые не пропустят зло… Они дрожали, как капли росы в паутине на солнце… И только Итин, Вирд и та, кто их создавала – Элинаэль, могли видеть их… Итин тончайшей пленкой закрыл все прорехи в куполе, укрепил дрожащее кружево, Вирд ощетинил купол острыми незримыми иглами, Элинаэль наэлектризовала узор молниями. Все разом – Итин не видел ни Вирда, ни Элинаэль, но чувствовал это, – отпрянули, отступили назад, устало присели. Музыка стихла…

Люди стали уходить с балконов. А Итин чувствовал непреодолимую слабость и невероятную радость. Он так и сидел прямо на полу перед распахнутыми створками балконной двери.

Он лег на ковер. Ему было хорошо: от выполненной работы, от пережитого экстаза творения, от того чувства безопасности, которое объяло теперь весь Город Семи Огней и его сердце…

– Итин! Ити-и-ин!

Итин открыл глаза, непонимающе заморгал, узнал в склонившемся над ним прекрасном белокуром посланнике Мастера Судеб, сияющем в лучах заглядывающего с балкона солнца, – Иссиму. Он улыбнулся и с ужасом обнаружил, что не может пошевелиться.

– Почему ты спишь прямо на полу?.. – нахмурилась девушка. Она, даже когда хмурится, – само совершенство.

– Не могу пошевелиться… – Его собственный голос был чужим, тихим и сиплым.

– Почему?.. – Иссима казалась обеспокоенной. Она беспокоится о нем!..

– Я помогал… создавать защиту… купол над городом… – Говорить было трудно.

– Купол?

Итин слабо кивнул. Иссима стояла над ним на коленях, а он восхищенно, затаив дыхание, любовался овалом лица, обрамленным золотыми локонами, голубыми, как сверкающие на солнце прозрачные лесные озера, очами, длинными подрагивающими ресницами, что были темнее, чем волосы, и делали ее огромные глаза еще больше, коралловыми губами, сочными… сладкими… Иссима…