Дуглас любовался суровой и необычной красотой худощавого лица, удивительно напоминавшего Джона Брауна. Когда Линкольн обнажил голову, Дуглас пробормотал:

— Джон Браун, он наш! Это наш человек!

Эмилия заметила в толпе Фредерика Дугласа. Вне себя от возбуждения, она стала дергать Джека Хейли за рукав:

— Глядите! Глядите! Это он!

Джек поискал глазами и узнал Дугласа, которого ему довелось слышать много лет тому назад в Провиденсе, в штате Род-Айленд. Да, возмужал, стал шире в плечах, но, что это он, можно не сомневаться: его голова, его пышная львиная грива.

Толпа уже расходилась, когда Дуглас вдруг почувствовал, что кто-то тянет его за рукав; обернувшись, он увидел невысокую седую женщину, чье красивое лицо с голубыми глазами показалось ему знакомым.

— Мистер Дуглас? — взволнованным голосом обратилась она к нему.

— К вашим услугам, сударыня, — со всех сторон зажатый толпой, Дуглас слегка склонил стан.

Тут вмешался высокий мужчина, стоявший рядом с женщиной:

— Вы нас извините, мистер Дуглас. Моя фамилия Джек Хейли, а эта дама — миссис Эмилия Кемп.

— Забыли меня, а, Фредерик? — Она печально улыбнулась.

И вдруг словно рухнула преграда лет. Фредерик вспомнил георгины.

— Мисс Эмилия! — Он схватил ее за руку, и его сосредоточенное лицо осветилось радостью.

— Может быть, вы уделите нам немножко времени? Может быть, вы поедете с нами? — торопливо заговорила Эмилия.

Дуглас повернулся к Гаррисону, наблюдавшему эту сцену с некоторым неудовольствием. Он понимал, какой риск для их жизни представляет это пребывание в Вашингтоне.

— Я считаю, что нам необходимо уехать, и чем скорее, тем лучше, — сказал Гаррисон, хмуря брови,

Дуглас явно опечалился.

— Мне очень жаль, мисс Эмилия, — ответил он тоном сожаления.

В этот момент Джек Хейли полушепотом обратился к Гаррисону:

— Я понимаю обстановку, сэр. Но я гарантирую вам безопасность, если вы согласитесь поехать с нами. Вы нам окажете большую честь.

Дуглас опять взглянул с надеждой на Гаррисона. Тот лишь пожал плечами.

У обочины стояло ландо с крытым верхом, отделанным бахромой. Гаррисон помог Эмилии сесть сзади и занял место подле нее. Дуглас взгромоздился на переднее сиденье рядом с Джеком.

Миновали Пенсильвания-авеню, запруженную солдатами, конгрессменами и гостями из других городов. Потом поехали по Луизиана-авеню, любуясь прелестными широкими газонами и первыми фиалками.

Но отдыхать на тихой тенистой улочке близ Луизиана-авеню долго не пришлось. Через два дня южные мятежники обстреляли форт Самтер.

На Севере землю еще сковывал мороз, а здесь уже пахло весной. Стоя во дворике с Эмилией, Дуглас рассказывал ей о своих взрослых сыновьях, которые сами выпускали газету во время его частых отлучек.

Из кухни струились дразнящие запахи: там готовились куры по-мэрилендски с белоснежными горами риса, румяные пирожки и вишневый пирог. Привлеченные этим ароматом, жильцы Эмилии выглядывали из своих комнат и недоуменно спрашивали друг друга: «Что здесь происходит?»

Под честное слово, что они никому не выдадут тайну, Эмилия рассказала им о своих гостях. Все спускались на цыпочках в переднюю и украдкой заглядывали в гостиную. На следующий день Эмилия уступила их мольбам.

— Небольшая группа молодежи, моих друзей, просит разрешения познакомиться с вами, Фредерик. Вы позволите?

Собрались вечером, после ужина. Расспросам не было конца. До поздней ночи продолжалась беседа бывшего раба с молодыми американцами, в служебное время сортировавшими почту, бегавшими по поручениям конгрессменов и писавшими под их диктовку письма.

Это были те юноши, которым вскоре пришлось тащить свои измученные тела по колючему жнивью и валяться в грязи, истекая кровью. Это были те молодые женщины, которым суждено было остаться бездетными и вдовами, превратиться в старух, не начав еще жить…

— Мне было очень хорошо здесь у вас, миссис Эмилия, — сказал Дуглас, пожимая на прощание руку хозяйки.

— Для меня ваш визит — большая честь, Фредерик! — Голубые глаза смотрели ему прямо в лицо, и Дуглас заметил в них слезинку.

Он наклонился и поцеловал увядшую щеку Эмилии.

Говорили, что война неизбежна. Безумцы не способны слушать голос разума! Но в одном вопросе Линкольн оставался непреклонным: Штаты должны сохранить единство. По мере того как делалась одна уступка за другой, становилось все очевиднее, что единства-то как раз и не желают рабовладельцы. Им до смерти надоел союз! В Джорджии, Теннесси, Северной Каролине и Виргинии многие белые вели борьбу со спрутом рабовладельчества, делали все, что могли, для предотвращения разрыва. Но у рабовладельцев была власть, у них была сила, у них были деньги, им принадлежали рабы.