«Эта картина достойна кисти Рубенса», – почему-то подумалось Андрею, хотя Рубенс рисовал женщин излишне полных.

Он с неописуемым восторгом и желанием стал целовать это прекрасное тело, начиная от ступней медленно поднимаясь вверх. Стараясь доставить больше наслаждения себе и Даше, он двигался не спеша, стараясь не пропустить ни одного квадратного сантиметра её кожи. Андрей касался её только губами, так как руки его тем временем быстро развязывали шнурки на ботинках, расстёгивали поясной ремень и стягивали брюки вместе с плавками, носками, ботинками одним большим комом. Поэтому когда нахально-страстные губы приблизились к Дашиным губам, он уже возлежал боком на кушетке рядом с ней в костюме нашего прародителя Адама.

Именно теперь, когда все эти призрачные препятствия между ними были устранены, они не стали больше сдерживать своих чувств и эмоций, отдаваясь полностью на волю бога Эроса, всеобъемлющего и всепоглощающего силой притяжения, не имевшего ничего общего с обычным пониманием любви. Эта сила притяжения была столь велика, что, когда, овладевая Дарьей, вошел в неё первый раз нежно и властно, они испытали свой первый, одновременный и обоюдоострый восхитительный оргазм, который не остановил их, а только подхлестнул, усиливая желание обладания друг другом.

Для них перестали существовать запреты и мнимые приличия, они ласкали друг друга везде, где только могли сами себе позволить, погружаясь полностью в хмельной водоворот страсти. Комната заполнилась до отказа звуками любви, протяжными стонами, горячим шёпотом признаний, сочными и звонкими поцелуями, восхитительными криками оргазмирующих любовников, перемежающихся с жарким, тяжёлым дыханием и тихим скрипом разболтанной кушетки. Наконец мир этих звуков заполнил сестринскую комнатку под завязку, и он струйками пара из кипевшего котла вырвался в коридор, заполняя его пустоты, поднимаясь на второй этаж по лестнице, достигая слуха сладко спящих в своих койках солдат. Дневальный, мирно спящий на табурете, тревожно было вскинулся во сне, как бы пытаясь проснуться, но затем поёрзал пятой точкой по сидению, угомонился, сонно причмокнув губами.

Андрею казалось, что Дарья обладала космическими функциями мощной, пронизывающей весь мир любви. Что в неё вселилась Афродита, богиня любви, с её воодушевляющим и вечно юным началом жизни. Она была ненасытна и жадна до любви, своей страстностью распаляя желание обладать ею до исступления. Андрею, уже испытавшему неприличное количество финалов, казалось, что у него нет больше сил. Но снова и снова, попадая под власть девичьих чар, приходя в неистовство от её самозабвенных оргазмов, с полуистерическими всхлипами и мелкой вибрацией тела восходил на пик наслаждения вновь и вновь, стремительно срываясь вниз ярким, до эпилептического припадка, удовлетворением.

После очередного такого взрыва Андрей впервые в жизни «сдался». В полу бредовом состоянии он прошептал:

– Дашенька, солнышко! Если мы не остановимся, то я умру от любви к тебе.

– Нет, милый, от этого не умирают. Но я так хочу, чтобы ты это сделал ещё раз.

– Я бы рад, но ты меня исчерпала сегодня до самого дна.

– Ты ещё не знаешь, где твоё настоящее дно, – прошептала Дарья, целуя его в грудь и не прекращая целовать его тело, спускалась всё ниже и ниже. Поняв её намерения, Андрей замер в трепетном ожидании, и, когда его плоть оказалась в её власти, смог только произнести, погружаясь в упоительный вихрь блаженства:

– Ты чародейка!!!

Не испытывая ранее подобных ласк, Андрей добрался до вершины упоения быстро, вновь удивляясь открывшимся возможностям своего организма. И вот когда он, конвульсивно выгибая тело, начал извергать из себя всё, что ещё осталось от его любовного сока, в его голове как будто щёлкнул невидимый выключатель.

Вспыхнул пронзительно-яркий свет, который постепенно терял яркость, и Андрею казалось, что он видит себя лежащем на плоту, в бескрайнем синем море, его слепит яркое солнце, и этот плот легко качается на волнах, убаюкивая его, а из его груди вырывается на одной ноте протяжный, нескончаемый блаженный стон. Стон прекратился, и послышался шум. Этот шум шёл из ниоткуда, рассыпаясь дробным перестуком капель по жестяной крыше.

«Наверное, дождь где-то идёт», – подумал он, щурясь от яркого солнца.

– Дождь. Летний дождь, – послышался эхом голос Даши.

Андрей встрепенулся и пришёл в себя. Открыв глаза, он огляделся. Они лежали на узенькой кушетке на совершенно мокрой от их пота простыне. Даша прильнула к его груди, обнимая левой рукой, как бы прислушиваясь к биению его сердца. Прикрыв глаза, она улыбалась улыбкой счастливейшей женщины на земле.

За окном, где предрассветно начинал сереть небосклон, шёл дождь, скоротечный по-летнему и сильный. Налетающий неожиданными порывами ветер швырял его свежие, прохладные струи с размаху в окно. И тогда по стеклу начинала стучаться ветка растущего рядом с домом абрикоса. Когда же ветер, меняя направление, отбрасывал дождь от стен, то тогда ему вслед жалобно хлопала открытая форточка.

Так же внезапно, как начался, закончился дождь. Через пару мгновений Дарья сладко потянулась, открыла глаза и, опираясь на локоть, приподнялась над лежащим на спине Андреем. Затем, нежно поцеловав, попросила:

– Андрюша, открой окно. Так хочется дождём подышать.

– Хорошо. Сейчас, – ответил он и начал вставать, освобождаясь от её объятий. Но не тут-то было. Дарья, крепко схватив за плечо, повалила его опять на кушетку. Затем, взобравшись сверху, прошептала, глядя в упор своими счастливыми глазами: