Спорили много, горячо и страстно, но, наверное, трудно было подвести итоги работы съезда лучше, нежели это сделал Жуковский. Он предложил резолюцию об объединении всех русских техников для создания национального типа русского аэроплана. Как отмечала пресса, «предложение профессора Жуковского было принято при несмолкающих аплодисментах».

Незаметно минул год. На этот раз исследователи авиационной теории собрались не в Петербурге, а в Москве. Жуковский и его ученики прочитали большую часть докладов II воздухоплавательного съезда.

Как и год назад, завязались споры, но если на I съезде основная дискуссия развернулась вокруг организации воздухоплавательного союза, то на этот раз ученые скрестили копья по вопросу жизненно важному для дальнейшего развития авиации, — проблеме устойчивости полета.

В те годы слово «устойчивость» выглядело почти синонимом слова «безопасность». А о том, как важно было обеспечить авиации безопасность полетов, красноречиво говорит небольшая заметка в одном из журналов того времени с мрачным названием «Профессиональная смертность авиаторов».

Оперируя цифрами (из них достаточно привести одну — в 1911 году разбивался каждый двадцатый летчик), автор доказывал, сколь опасна профессия авиатора. Так расплачивались храбрецы за недостаток опыта и несовершенство авиационной теории.

Но в чем же секрет устойчивого полета? Над разрешением этого вопроса бились авторитетные ученые многих стран. Они строили сложнейшие приборы и приспособления. В ход пускались гироскопы, маятники, сжатый воздух. Но даже самые хитроумные автоматы не приводили к желанным результатам. Аварии по-прежнему оставались бичом молодой авиации.

Как установили недавно научные сотрудники ЦАГИ, 19 декабря 1909 года в связи с проходившим в Москве XII съездом естествоиспытателей и врачей состоялось заседание инженерно-механического отдела Политехнического общества, вылившееся в беседу на интереснейшую тему: «Что есть сейчас и чего можно желать в области свободного продвижения в воздухе». По ходу этой беседы не обошли, конечно, и вопроса устойчивости полета. Николай Егорович высказался весьма категорично. Профессор возражал против хитроумных приспособлений, каких и к 1909 году было придумано более чем достаточно. Жуковский считал, что «они введут осложнения в аппарат, между тем как авиаторы стоят за возможное упрощение аппарата и подчинение его воле пилота». «Профессор думает, — сообщал об этой беседе корреспондент «Русских ведомостей», — что можно выработать, — и он будет обязательно выработай, — тип наиболее устойчивого аэроплана, который обладал бы собственной устойчивостью».

Два года спустя к съезду точка зрения Жуковского изменилась. Поток устройств, направленных на повышение устойчивости, захлестнул Николая Егоровича, и он, вопреки обыкновению, пошел в решении этого вопроса вместе с большинством. Правда, выступая на съезде, Жуковский раскритиковал систему немецкого майора Парсиваля, предлагавшего объединить самолет с аэростатом, наполненным легким газом. Однако, отвергнув эту вздорную идею, Жуковский сам предложил два новых проекта автоматической стабилизации, по существу ничего не прибавив к бездне аналогичных предложений.

Насколько волновала Жуковского проблема устойчивости, можно судить и по тому, как возникла у него идея стабилизатора, доложенная съезду. В декабрьскую ночь, когда Москва провожала уходящий 1911 год, Николай Егорович с дочерью поехал в театр. Но, вероятно, мысли его были достаточно далеки от спектакля, ибо идея стабилизатора пришла во время представления. Николай Егорович тотчас же уехал домой, срочно вызвав одного из помогавших ему студентов. Вместе со своим помощником он просидел над набросками схемы до трех часов утра.

Целую неделю, засиживаясь далеко за полночь, Жуковский трудился, пока, наконец, готовая модель не была торжественно увезена в университет, чтобы спустя некоторое время предстать перед глазами делегатов съезда.

Но тут произошло то, чего Николай Егорович никак не мог ожидать. Молодые конструкторы и исследователи, обычно так искренне верившие Жуковскому, с неизменным восторгом выслушивавшие все его суждения, на этот раз выступили с решительными возражениями. Их не убедило даже то, что Жуковский продемонстрировал в аэродинамической трубе опыты, казалось бы подтверждавшие целесообразность построенной им модели стабилизатора.

— Увеличение скорости, а не какие-то новые автоматы, вот в чем источник устойчивости! — услышал в ответ на свои предложения Жуковский.

Однако согласиться с таким утверждением профессор не мог. Давний исследователь проблемы прочности движения, он знал, что в простом повышении скорости разгадку найти нельзя. Скорость не могла решить проблему устойчивости, как опрометчиво полагали его темпераментные молодые оппоненты.

По вопросу устойчивости съезд выслушал три доклада. Однако ни докладчики, ни их критики, выступавшие в прениях, так и не смогли разыскать истину. Четкие итоги дискуссии удалось подвести только год спустя человеку, не принимавшему участия в дебатах съезда.