– Он мое все, – тоскливо вздохнула я. На душе стало муторно. – И создатель, и лютый враг, и тот, кто управляет моими поступками.

– И все же… – хрустнула пальцами шатенка. – Не понимаю. Почему он так тебя ненавидит?

– Я живой пример его ущемленного, уродского мужского самомнения, – призналась я. – А это самолюбию Рамона перенести ой как нелегко.

– Ты можешь объяснить все нормально? – попросила подруга, придвигаясь ближе и с участием глядя в глаза. – Сейчас идет слишком серьезная игра. И я до сих пор считаю, что ты должна пойти к Эйдену и отказа…

– Нет! – вырвалось у меня. – Никуда я не пойду! Хватит уже с меня тяжелого груза на совести!

– Мария, – сжала мою ладонь Лёна, – хочешь, я пойду? Рамон не имеет надо мной власти. Эйден обязательно выслуша…

– Лёна, – устало сказала я, – я очень ценю твою помощь, но ни ты, ни кто другой никуда не пойдет.

– Не тебе решать! – фыркнула воздушная. – Я уже взрослая девочка!

Я поняла – настал момент истины. Если и дальше буду молчать, то моя совесть и душа отяготятся еще одним несмываемым пятном.

– Лёна, – с тяжким вздохом спросила я, – ты знаешь, как становятся низшими огненными?

– В общих чертах, – призналась подруга. Вспомнила теорию: – Если человек умирает…

– Если мучительная насильственная смерть происходит вблизи огня. Убийство с участием нескольких человек, – тихо поправила я. – Я умирала на пустыре, где жгли костры бомжи, окруженная троицей пьяных подонков…

Сжав кулаки, продолжила:

– В тот момент я так захотела жить, что приняла в себя часть Рамона… и еще другую… другие сущности…

– Не понимаю, – растерянно созналась Лёна.

– Знаешь, почему огненные – палачи? – криво улыбнулась я, не встречаясь с ней взглядом. Огорошила сотрудницу: – Потому что своих убийц мы носим в себе!

Я протянула ладонь, и на ней затанцевало три небольших огонька.

Лёна заинтересованно придвинулась, разглядывая жмущиеся к ладони струйки пламени. Знали бы парни тогда, чем их «подвиги» кончатся, месяц бы из дому не выходили! Год! К женщине на километр не подошли. Как монахи, целибат бы приняли!

– Вот они, – произнесла я. – Люди, принявшие на себя роль вершителей судеб. Рамон тогда сказал: «Они так хотели быть в тебе, что останутся там навечно!»

– Какой ужас, – прошептала Лёна, не в силах оторвать взгляда от огоньков.

Я аккуратно отстранилась.

– Именно они убивают, не я! – Продолжила: – Моя задача только удостовериться в правильности решения, выпустить их наружу и подпитать силой.

– Как ты живешь с этим? – Подруга никак не могла оправиться от шока.

– О, я живу с гораздо худшим! – горько рассмеялась я, впитывая обратно огненные сущности. – С гораздо более страшным…

Помолчала минуту, собралась с силами и начала:

– Когда я оказалась у Рамона, он предложил мне выбор – стать его личной игрушкой во всех смыслах или… палачом. Ни то ни другое меня не прельщало, как ты понимаешь…

– Игрушкой?!! В наше-то время? – выпалила Лёна. Недоуменно: – Это как?..

– Домашняя собачка, кошечка; рабыня в кандалах и ошейнике; грязь под ногами, – кивнула я. – Всегда доступная, послушная и безотказная. Охотно принимающая любое наказание хозяина… а у того фантазия о-очень бо-огатая… – Добавила: – Я видела его потайную комнату. Потом.

– Не может быть, – осевшим голосом сказала подруга, прикладывая руку к груди. – Какая… мерзость…

– Да, – тряхнула я локонами, выбившимися из косы. – Рамон поначалу не торопил. Он очень красиво ухаживал, показывая выгоды и прелести моего будущего положения… Но в какой-то момент… все изменилось. Он влюбился, если это темное чувство так можно называть. Скорей всего, то была болезненная зависимость, яростная слепая страсть к обладанию недоступной женщиной, ее телом, а главное – душой…

Я сунула руки в огонь, подпитывая силы.

– Если не хочешь, не рассказывай, – предложила Лёна, оттягивая воротник платья.

– Раз уж начала… – криво ухмыльнулась я, подавляя щемящую боль в сердце. Эти воспоминания мне не забыть никогда. До самого смертного часа. – Ты просто должна понять – почему я никогда не пойду к Эйдену. Потому что для сотворенной невозможно пойти против своего создателя. Непростительно. Немыслимо.

Подруга судорожно вздохнула и опустила стиснутые руки на колени. Воздушные могли ощущать эманации чужих чувств как свои. А здесь и сейчас было много, много боли…