Шрифт:
Итак:
Никогда не подписывайте документ, не прочтя его от начала до конца. Очень велика вероятность того, что в протоколе окажутся не дословные ваши ответы, а обобщенный «логический» смысл сказанного вами, который потом можно будет трактовать как угодно.
Если увидите неточность или несоответствие тому, что вы сказали, настаивайте, чтобы протокол переписали или дописали с наших слов буквально.
Не верьте разъяснениям следователя, что написанное соответствует тому, что вы сказали, даже если это будет выглядеть логично: у судьи иной взгляд, и ему бывает некогда вникать в смысл — он оперирует фактами. Вежливо объясните, что вы этого не говорили и можете подписаться только под собственными словами, а не под выводами из них.
Подписывая протокол допроса, не оставляйте ни полстрочки свободного места, чтобы перед вашей подписью невозможно было что-либо вписать. Таким же образом подпишите каждую страницу протокола, включая лицевую сторону.
Неужели вам непонятно?
В одном из романов В. Пелевина описано, как владелец банка меняет «крышу» — с гангстерской чеченской на гангстерскую же, но фэзсбзшную. Гангстеры-силовики тут же предлагают банкиру дать подписку очень простого содержания: «Я, Михайлов Степан Аркадьевич, все понял». Когда затем Степан Аркадьевич пытается своей крыше задать какой-нибудь вопрос, ему резонно отвечают: «Ну, Степан Аркадьевич, вы же сами написали, что все поняли…».
Допрос — это не то место, где должно быть понятно абсолютно все.
Из доверительной беседы
Следователь: Ну мы-то с вами, конечно, понимаем.
Свидетель: Нет, представьте, не понимаем
Как правило, свидетель и следователь вкладывают разный смысл в одни и те же слова.
Из рассказов о допросе:
Следователь: Вы догадываетесь, почему вас вызвали?
Свидетель: Да, но лучше будет, если вы скажете.
Следователь: Почему лучше?
Свидетель: Иначе получается, что вам стыдно сказать.
Чтобы достичь понимания, говорят, сначала по крайней мере надо достичь непонимания.
«Вы все время жалуетесь, что не понимаете меня, — сказал на допросе один свидетель. — Интересно, как же вы беретесь расследовать дело, которое связано с теми, кого вы не понимаете?»
Почти в каждом важном вопросе следователя живет нечто противоестественное, а именно — едва заметное утверждение. А ведь следователь должен спрашивать, а не утверждать. Заметьте, это ахиллесова пята следователя, и он ее тщательно прячет. Как? Он пытается свои утверждения сделать вашими или общими (под видом всеобщих). Не говоря прямо и откровенно, он осторожно советует, напоминает, дает понять: «Мы, как разумные люди, конечно понимаем…» Попробуйте сознайтесь, что вы себя не чувствуете достаточно разумным.
Как отвечать на вопросы
Говорят, что вопросы следователя бывают трудные и легкие. Как прилежные ученики, начнем с самого трудного.
Итак, как отвечать на трудный вопрос? Прежде всего, не волнуйтесь. Есть очень много трудных вопросов, для которых годится один простой ответ. Его надо произнести вежливо и не торопясь: «Запишите ваш вопрос в протокол, и я на него отвечу». Если следователь не записывает свой вопрос в протокол, вы не обязаны на него отвечать. Напомним, что по системе ПЛОД это требование называется ситом «П».
Сито «П» мешает следователю написать черновик протокола, а затем, например, аннулировать заданный вопрос, если он после вашего ответа покажется следователю невыгодным. Это важно.
Скорее всего, «трудным» для вас окажется вопрос, который касается лично вас, то есть в этом случае вы перестаете быть свидетелем и становитесь подозреваемым или обвиняемым. Но по закону подозреваемый или обвиняемый не несет ответственности за дачу ложных показаний, за отказ или уклонение от показаний.
Надо отметить, что отказ от ответа на вопрос, который ставит лично вас в положение подозреваемого, нередко психологически труден, особенно в щекотливых ситуациях, когда его можно понять как трусость. Гораздо лучше просто объяснить нелепость вашего положения как свидетеля в этом деле. Ведь вы не можете им быть, раз уж вас подозревают в соучастии в преступлении.
Представьте, что некто К. заявил, что изъятые у него секретные документы он получил от вас. Конечно, вы расстроены независимо от того, секретны эти документы или нет. Но у вас есть основания думать, что раз К. обвиняют в их хранении, то могут обвинить и вас. В этом случае вы можете сказать, что безусловно рады были бы ответить, действительно ли эти документы получены от вас, но фактически не можете этого сделать, так как небеспристрастны. Вам, в сущности, нельзя верить как свидетелю, так как вы — заинтересованное лицо. Вы фактически уже подозреваемый в преступлении. Нет уж… Выяснение истины, если это только возможно, должно происходить без вашего участия.