Серьезное дело превратилось в клоунаду.

— Мой вам совет: возьмите на складе бананов, ананасов и уматывайте отсюда, молодой человек, пока взрослые дяди не пришли, — отечески посоветовал Брехунец, не подозревая, что еще больнее ранит кудинкинское самолюбие. У Кудинкина был высокий голос, и, случалось, по телефону его принимали то за подростка, то за женщину.

Кудинкин полез под мышку за пистолетом, с клацаньем передернул затвор и дал Брехунцу нюхнуть ружейного масла.

— Учти, придурок лагерный, — сказал он Брехунцу, — если я достал оружие, я обычно стреляю.

Эта была чистая правда, но после конфуза с бананом прозвучала она неубедительно.

— Дай патрон пощупать, — потребовал Брехунец. — А то, может, у тебя пистолет газовый.

Дрожа от унижения, Кудинкин выщелкнул из пистолета патрон и сунул Брехунцу в примотанную к телу руку. Его так и подмывало врезать гаду по почкам или вставить ему карандаш между пальцев и надавить. Будь Кудинкин при исполнении, он бы сделал это не задумываясь, как и любой его коллега во всем мире. Но сейчас Кудинкин был сам по себе, не капитан милиции, а частное лицо. Он чувствовал себя неуверенно.

— Это совсем другое дело! Записывай пароль, только подними меня, — покровительственным тоном сказал Брехунец, не иначе как нарочно уронив патрон. Кудинкин нагнулся, подобрал патрон и, кряхтя, поставил кресло с тяжелым Брехунцом.

— Поаккуратней, отрок, — сделал ему замечание Брехунец и стал диктовать: — Ноль двенадцать, триста сорок пять…

На цифре «семь» Кудинкин сообразил, что это простой ряд чисел, но дописал строчку до конца, до девятки. Компьютер, как и следовало ожидать, замигал табличкой: «Введен ошибочный пароль».

— Издеваешься, — отметил Кудинкин.

— Ага, — поддакнул Брехунец. — Зачем тебе пароль? Ты скажи, чо те надо, отрок. Может, без пароля договоримся.

— Пока что нет, не договоримся, — вздохнул Кудинкин и честно раскрыл карты: — Если я скажу сейчас, ты подумаешь, что я прошу слишком много. Сейчас ты несерьезно ко мне относишься. Тянешь время, ждешь: вот придут быки Фиделя, набьют сопляку морду, а то и на нож поставят…

Физиономия у Брехунца стала кислой.

— А ты думал, я об этом не знаю? — проникновенно спросил Кудинкин. — Думал, я шпана несознательная, за бананами полез?! А я, Теодозий Орестович, все знаю: и что ты собрался в бега, и что бананчики не твои, а Фиделя, и что денежку ты ему приготовил… И даже то, что опаздывают его быки минут уже на пятнадцать. Я, Теодозий Орестович, тоже их жду. С томленьем упованья, как сказал классик. Потому что через пять минут после их прихода ты станешь относиться ко мне очень серьезно. Вот тогда я скажу, чо мне надо, и это покажется тебе сущим пустячком.

— Кретин! — простонал Брехунец. — Убегай, пока жив! Хочешь, денег дам? Они же из тебя ремней нарежут, а я, получается, стану соучастником. Мне только этого не хватало — с уголовщиной связываться!

— С насильственным преступлением, — поправил Кудинкин. — А с уголовщиной ты давно связался: раздел восьмой Кодекса, «Преступления в сфере экономики».

Брехунец озадаченно умолк. Профессиональный гимн ментов «Не отпирайся, нам все известно!» был исполнен на твердую четверку, и Кудинкин улыбнулся. Пускай Брехунец теперь помучается: какие такие преступления в сфере экономики, что известно «отроку»? Тем легче он потом расстанется с деньгами.

Еще с четверть часа ждали молча.

— Скучно. У тебя музычки какой-нибудь нет? — беззаботно спросил Кудинкин, чтобы позлить Брехунца, и в этот момент послышались далекие удары по железу.

— Приехали. Сейчас тебе сыграют музычку, — злорадно сказал Брехунец.

Кудинкин залепил ему рот липкой лентой и пошел открывать.

Стальная дверь ныла и дребезжала. Судя по всему, в нее колотили каблуком. Кудинкин поднялся по крутой металлической лестнице с рифлеными ступеньками. Заканчивалась лестница площадкой, маленькой, на ширину распаха двери. Опер глянул вниз и от всей души пожелал, чтобы того, кто будет отсюда падать, звали не Кирилл Алексеевич Кудинкин. От гула ударов у него заложило уши. Засов толщиной в палец начал прогибаться. Бивший в дверь был очень здоровым человеком. Через несколько секунд ему предстояло стать очень больным. Кудинкин не собирался церемониться: быки есть быки, либо ты их, либо они тебя.

Если драка длится долго, то это, скорее всего, или спортивное соревнование, или дерутся женщины. А мужская драка насмерть мгновенна, подла и совершенно незрелищна.

Кудинкин поймал паузу между ударами, отодвинул засов и резко распахнул дверь. Как он и думал, стучавший повернулся к двери спиной и бил назад каблуком, как жеребец копытом. Следующий удар пришелся в пустоту. Потерявший равновесие бык нелепо замахал руками, Кудинкин схватил его за ударную ногу и дернул. Килограммов сто двадцать человеческого мяса загремели по лестнице, какая-то выпавшая железка отдельно пересчитала ступеньки. Пистолет, наверное. Кудинкин не стал отвлекаться на сбор трофеев.

Следом за неудачливым быком на порог шагнул другой, руки у него были в карманах — не успел ничего понять. Кудинкин изо всех сил ударил его дверью и, судя по звуку, попал в голову. Дверь отскочила, как на пружине, и опять раскрылась настежь. Бык устоял на ногах, но колени у него подкашивались. Вцепившись в отвороты его куртки, Кудинкин и этого отправил считать ступени.

А потом он сплоховал. У входа в подвал будто в кошмаре возник третий человек, маленький, ростом не выше самого Кудинкина. Секундой раньше опер не мог разглядеть его за спиной плечистого быка. Человек стоял грамотно, под удар дверью не совался, а спокойно себе выволакивал из кармана пальто пистолет. Кудинкин еще успевал спрятаться за дверью. А он вместо этого дернулся за своим пистолетом, понял, что не успеет, и грудью кинулся на преступника. Одна мысль владела им: не обосраться бы!