– А где твой амулет? – бесцеремонно интересуется Эдик.

Баклажан поднимает руку. На запястье намотан шнурок со знакомым мешочком.

– Гри-гри всегда со мной.

– А что в нём, Ида? – спрашиваю я. Меня давно изводит эта загадка.

Африканка понижает голос.

– В моём гри-гри лежат концы листьев клёна, растущего на кладбище. Это очень сильная защита от зла.

Баклажан прижимает амулет к сердцу и торжественно произносит:

– Папа Легба, отвори ворота и дай мне пройти!

Эдик насмешливо фыркает. Баклажан укоризненно смотрит на штукатура-художника. Я тоже злюсь. Нашёл время для веселья над чужой верой! Увидев наше недовольство, Эдик строит покаянную мину и разводит руками. Извиняйте, мол. Не попал в колею.

– Послушайте, Ида, – поскорее перевожу разговор на то, ради чего приехал. – Вчера за ужином вы сказали, что знаете, кто убил Харди и Мари.

Баклажан крепче прижимает гри-гри к сердцу.

– Вы мне всё равно не поверите!

Она бросает сердитый взгляд на Эдика.

– Я вам верю, Ида, – говорю я особым голосом, который использую, когда хочу завоевать доверие. – Преступник должен быть пойман и наказан. От вас зависит, чтобы это случилось раньше.

– Не робей, Ида! Лучше расскажи, если, действительно, что-то видела, – присоединяется Эдик к моим уговорам.

Баклажан несколько минут молчит. Собирается с духом. Мы терпеливо ждём. Наконец, африканка решается. Она жестом просит нас подойти и наклониться к ней. Так мы и делаем.

– Я знаю, кто расправился с бедными ребятами, – хрипло шепчет Баклажан.

– Кто же? Это один из художников? – тоже шёпотом спрашиваю я.

Африканка отрицательно качает головой.

– Нет-нет, это Полоумная Мария встретила Харди и убила его. Я сама видела её жуткую тень в то утро. Потом Харди забрал свою любимую с собой на тот свет. Я-то поклялась Огу Феру больше никогда не возвращаться в проклятый Замок, а вот вы будьте осторожны. Там всё кажется не таким, как оно есть на самом деле! Одна ошибка и Полоумная Мария доберётся до вас!

Эдик ошарашено смотрит сначала на взволнованную Баклажана, потом на меня. Я вздыхаю. Ну, что тут поделаешь? Вуду!

На обратном пути Эдик предлагает заехать к нему – посидеть, как люди, но я, расстроенный и разочарованный, отказываюсь. В отместку за несбывшиеся ожидания Эдик всю дорогу дуется на меня. Молча высаживает у замковых ворот и уезжает на автостоянку возле реки. Там он держит свой «сморчок». Ну и ладно.

Под трагический колокольный звон забираюсь в свою башню. В ней – без изменений. Всё так же холодно и сыро. Поскорее включаю обогреватель, сажаю себя к ноутбуку. Устал. Скудный завтрак Геракла и обед с горячим борщом прошли, а до ужина у меня ещё есть время. Трясущимися от слабости руками завариваю кофе – личное средство возгонки настроения. Рассуждаю сам с собой. Я признаю, что всё моё, так называемое, расследование – капитуляция здравого смысла перед мечтой. Куда уж мне тягаться с инспектором Сквортцофым. За ним стоит огромная организация, а за мной – только чашка кофе.

Я поднимаю себя с места и подхожу к окну. Стою, вцепившись в подоконник. Смотрю на Майн. Невзрачный понедельник угасает. Снова появляется туман. Он клубится, разрастаясь, густея прямо на глазах, и постепенно скрывает от меня тусклую бесприютность реки далеко внизу.

Так убийца – вызывающе безупречный Бахман? Бахман убивает Харди, чтобы отомстить за дочь. С горя Мари вешается. Нет, не подходит – Мари ведь тоже убита. Значит, это папуля превратил смазливое личико дочери в чудовищную маску смерти с вытаращенными глазами и свисающим языком? Неужели такое возможно? Или я мыслю слишком плоскостопно? Ведь не зря Сквортцоф сегодня утром вызвал в полицию маэстро и его жену. Может быть, как раз в эти минуты Бахман бесстрастно признается инспектору в двух зверских преступлениях, а я напрасно ломаю над ними голову? Внезапно мне вспоминаются слова Баклажан, сказанные ею всего два часа назад: «В Замке всё кажется не таким, как оно есть на самом деле». Я вздрагиваю. А если я ошибался с самого начала? В голове коротко тренькает тревожный звоночек. Мелькает какая-то смутная мысль, догадка, но её напрочь стирает Лиля, которая медленно, словно её накачивают насосом, поднимается во весь рост в квадратном проёме моей горизонтальной двери.

– Извините, Вадим, что помешала. Вы идёте на ужин?

В столовой стоит полумрак. Лишь камин мигает горячим красным глазом, как циклоп, да свечи, треща, сокращают себе свой короткий век. С удовольствием ем голубцы. На этот раз Лиля завернула начинку не в капустные листья, а в виноградные. Тоже здорово. Эдик всё ещё хандрит, поэтому я посадил себя ближе к камину. Справа от меня ужинает Эрих, слева – Кельвин. Напротив нас сверкает толстыми стёклами очков на угрястом носу Никс. Ну а дальше по порядку все остальные: Селина, Кокос, Почемутто, Круглый Ын, Урсула. Алинки в столовой нет. Лиля сказала, что ребёнок уже спит. Умаялся за день в детском садике.

– Как там Ида? – негромко спрашивает меня Эрих.

– Почти в норме.

Никс вклинивается в наш разговор:

– Значит, скоро Баклажан вернётся в Замок?

Я пожимаю плечами.

– Вряд ли. По её мнению, Замок захвачен злом и она поклялась больше здесь не появляться.

– А я полностью согласен с этим дитём природы, – желчно произносит Кельвин, нервно поправляя галстук-бабочку. – Удивительно, как нас ещё всех в постелях не перерезали!

– Без паники, Кельвин! – насмешливо бросает Урсула со своего конца стола.