Шрифт:
Женским чутьём поняла Рогнеда, что не вражда к Рогволду и не жажда добычи ведёт новгородского князя на Полоцк; что идёт красавец рабынич добывать её, княжну Рогнеду... Добром, дескать, покориться не хотела, так силой возьму...
«Нет, не бывать этому! — думала княжна, — не добраться ему до меня силой, сам сложит свою буйную голову». И опять словно тисками сжала какая-то сила молодое девичье сердце.
Вот и день прошёл, тревожный, томительный! Ночь наступила. Весь Полоцк уснул мирным сном. Только часовые стражники на стенах стоят, перекликаясь друг с другом сонными голосами.
Сидит княжна Рогнеда в своей опочивальне. Нет у неё сна. Мрачные предчувствия давят и мучат её.
Вдруг необычный шум заставил Рогнеду приподняться на постели. Будто весь Полоцк проснулся среди ночи.
Вскочила она, кое-как накинула на себя одежду, разбудила мамку.
Не понимая, что случилось, княжна выбежала на крыльцо терема.
— Что случилось? — крикнула она. — Где отец?
— А вот пусть он скажет! — послышались голоса.
Из толпы вышел окровавленный, едва державшийся на ногах человек, в котором Рогнеда узнала одного из дружинников своего отца.
— Где отец? Где братья? Где дружины? — спрашивала она, уже предугадывая.
— Горе, горе, княжна, — простонал раненый, — новгородский князь одолел... Дружины перебиты: кто разбежался, кто в плен попал — нет их... Князь Рогволд умер, братья твои, Рогволдовичи, тоже... Горе нам, горе нам! Завтра новгородский князь здесь будет, Полоцк возьмёт, всех нас поберёт!
Стон вырвался из груди княжны, но она, пересилив невыносимую сердечную боль, воскликнула, желая ободрить жадно слушавших её людей:
— Придёт и уйдёт... В Киев за помощью пошлём, а пока за стенами отсидимся... А ты рассказывай, как беда приключилась...
Раненый рассказал о печальном для Полоцка и всего полоцкого княжества событии...
Недолго пришлось князю Рогволду искать своего врага. В полдня пути от Полоцка встретились обе дружины.
Рогволд послал сыновей посмотреть, много ли у Владимира воинов и какие они. Рогволдовичи вернулись и сообщили, что против половчан только новгородские дружины. Отец не поверил и сам отправился посмотреть. Увидя врагов, он рассмеялся. Было их больше, чем ожидал полоцкий князь, но зато, как он убедился, это действительно были новгородцы. Они стояли узким полукружием, и наибольшее их число было в центре. Так строились новгородцы для битвы, рассчитывая на то, что обходными фланговыми движениями они успеют охватить врага, прежде чем тот успеет нанести решительный удар. Но чаще всего случалось, что враги быстрее приводили в беспорядок босой строй и о никаких обходах не могло быть и речи. Так было и теперь. Князь Рогволд построил свои дружины острым клином, намереваясь сперва разрезать пополам врагов, а затем обрушиться на разделённых всею тяжестью остальных своих дружин.
Удивительно ему было, что в новгородской рати совсем не видно было варягов, которые, как знал он, пришли с Владимиром из-за моря. Но он сейчас же объяснил себе это обстоятельство тем, что варяжские дружины оставлены в Новгороде, дабы в случае поражения Владимир мог удержать в своей власти Приильменье. Такое соображение, казавшееся вполне вероятным, так успокоило полоцкого князя, что он поторопился начать битву, которая, по его мнению, должна была быстро закончиться.
Место было неудобное для нападения. Неприятелей разделяла речка, приток Полоты. Чтобы добраться до новгородской рати, нужно было переправиться через неё; Рогволд рассчитал, что места всё-таки хватит для разбега его дружины при ударе на новгородцев. По его знаку тучи стрел понеслись за реку. Оттуда ответили тем же. Со свистом носились стрелы, не причиняя, впрочем, особенного вреда; но под прикрытием их полоцкие дружины, предводимые младшим Рогволдовичем, начали переправу.
Полоцкий князь зорко следил за наступлением своих дружин. Стрелы полочан произвели своё действие: осыпаемые ими неприятели медленно стали отходить, сохраняя, однако, свой прежний боевой порядок. Опять Рогволд был удивлён, но и тут приписал отступление новгородцев их полнейшей неспособности выдержать натиск. Старший Рогволдович перевёл своих воинов за реку и, построив, как приказал отец, повёл их, всё ускоряя движение, вперёд, стараясь при этом ударить в середину неприятельской рати. Лишь только началось это движение, младший его брат сейчас же двинул за реку остальную рать, чтобы немедленно поддержать нападавших.
Рогволд остался на берегу, любуясь движением своих отрядов. Он видел, как заволновались враги, как заколебались их ряды по мере того, как подходили предводимые его старшим сыном дружины.
Но вот страшной силой врезался живой клин в гущу новгородского центра и раздвинул пополам живую стену. Всё дальше входил клин, а новгородская рать только разделилась, но не бежала. Слышен был отчаянный шум боя. Мечи и топоры с сухим треском ударялись в щиты. Вопли раненых оглашали воздух. Второй отряд, предводимый младшим Рогволдовичем, кинулся вперёд и тоже ударил по новгородцам. Однако новгородцы стояли на своих местах. Рогволд вдруг побледнел. Раздался протяжный заунывный вопль, в котором полоцкий князь узнал боевой клич скандинавских берсекеров...
IV
Новгородский князь прекрасно знал тактику своего противника и поэтому предугадал, к какому маневру прибегнет Рогволд. Он на флангах своего боевого расположения поставил варягов и норманнов, прикрыл их спереди рядом воинов-новгородцев. Новгородцы же занимали и центр. В запасе были ещё смешанные дружины, сам же князь с отборными воинами поместился в отдалении от главных боевых порядков.
Когда Рогволдович ударил в центр, то легко прорвал его. Увлёкшись лёгкой победой, он продолжал гнать новгородцев, бежавших перед ним, и не остановился даже тогда, когда передовые его воины прорвались сквозь все ряды неприятельских дружин. Но тут-то с двух сторон и ударили на полочан варяги, предводимые Эриком, и норманны с Освальдом. Словно две стены сдвинулись и сдавили собою Рогволдову дружину. С поразительной быстротою полочане были смяты.