Но главным объектом нападок стал, конечно, превратившийся из президента Белоруссии в вице-президента России Антон Максимович Микулов. Бывший деспот европейского захолустья, отсталого и непутевого, но не представлявшего реальной опасности, вдруг оказался вторым лицом одной из наиболее крупных стран с ядерным оружием.

На общенациональных телеканалах США в эти дни был нарасхват мастодонт американской политологии Збигнев Брюзжинский. Несмотря на древность лет, этот эксперт по делам России, снискавший известность еще во времена борьбы с коммунизмом, был в своих комментариях по-прежнему ершист и прямолинеен.

Россия, говорил он, лишь недавно перестала быть тоталитарной классикой, и мудрые политики еще в 1990-е годы предупреждали чересчур доверчивых и легкомысленных коллег, что не стоит питать иллюзий по поводу воли этой страны к подлинным переменам. Не прошло и десяти лет, как предсказания умудренных опытом политиков стали сбываться – выяснилось, что Россия не очень-то стремится к полноценной демократии, свободе слова и равноправию граждан перед судом. И вот теперь еще один шаг назад: слияние двух стран именно при таких условиях (когда Микулов становится правой рукой Паутова) – это не временная уступка обстоятельствам ради скорейшего взаимовыгодного объединения, это лишнее свидетельство порочного движения России вспять, к мракобесию, закрытости и враждебности по отношению к цивилизованной части человечества. Взбалмошный тиран Микулов в качестве заместителя хладнокровного узурпатора всей власти в России Паутова – это уже слишком. Российская реальность, где, несмотря на внешнюю стабильность, господствует распад, взаимное недоверие всех ко всем и вырождение, становится под таким руководством чрезвычайно непредсказуемой. Россия снова по-настоящему опасна, и единственной правильной реакцией на объединение двух стран должно быть официальное непризнание этого объединения.

Так говорил старик Брюзжинский.

А молодая госсекретарь США госпожа Лайза Райдер на тех же телеканалах уже вела речь о том, что, пожалуй, следует всерьез рассмотреть вопрос о существенном расширении сети пунктов противоракетной обороны НАТО в Европе. Разумеется, добавляла госпожа Райдер, объединение России и Белоруссии тут не при чем, все дело в угрозе, которая может исходить для Европы и Америки из некоторых азиатских стран. Хотя и дураку было понятно, что не устраивает Соединенные Штаты именно расползание по европейскому континенту России.

Как бы то ни было, президент США и главы других влиятельных стран высказались по поводу новости сдержанно и обтекаемо, – мол, это внутреннее дело двух государств, что они решили объединиться. В словах заявлений сквозила явная озабоченность, но все понимали, что помешать свершившемуся уже не получится. Кое-кто только позволил себе добавить, что надеется на верный выбор российского народа во время ближайших президентских выборов, намекая на то, что здравомыслящие граждане вновь созданной, по сути, страны не могут, не должны предпочесть на главном посту ни Паутова, ни, главное, Микулова.

Большинство людей в самой России восприняло новость об объединении, конечно, с радостью. Особенно старшее поколение. Наконец-то они дождались хоть сколько-нибудь ощутимой моральной компенсации за ту череду глупостей, которые совершила страна в стремлении к свободе от социалистической догматики.

В Белоруссии царили похожие настроения. Разве что организация предпринимателей выступила с заявлением о том, что местный бизнес в новых условиях должен получить государственную поддержку (в неофициальных высказываниях коммерсанты без обиняков сокрушались насчет того, что теперь в Белоруссию придет крупный российский бизнес и на корню скупит все лакомые и доходные куски собственности). Но кто их слушал, белорусских предпринимателей?

Надо заметить, впрочем, что в обеих странах все же нашлось немало и тех, кто посчитал правильными оценки ситуации, высказанные Брюзжинским и подобными ему западными комментаторами. Лидеры оппозиции, однако, вслух этого не произносили. Говорили о непонятно откуда взявшейся новой должности вице-президента России, высмеивали Микулова, но максимум, на что отваживались по поводу самого объединения России и Белоруссии, – называли его не очень продуманным. Никто из них не посмел напрямую критиковать объединение. На фоне почти всеобщего ликования такая критика вызвала бы не просто раздражение общества, это была бы эпитафия политической карьере отщепенца.

– Прикольно, – только и сказал Виктор, когда Данила, сидевший на своем любимом месте на кухне за компьютером, показал ему сообщение информагентств в интернете о присоединении Белоруссии к России. Виктор достал из холодильника пиво, за которым заглянул на кухню, и, удаляясь обратно в комнату, продолжил разговор по телефону с какой-то своей знакомой. Он уговаривал ее встретиться, а та, судя по всему, упрямилась.

На Данилу известие о разрастании России за счет Белоруссии произвело гораздо большее впечатление.

Вернувшись из похода в книжный магазин «Фаланстер» и усевшись за компьютер, чтобы сочинить наконец свой манифест, он думал, что не будет слишком спешить с этим текстом, а хорошенько все продумает. Но теперь, почитав в интернете различные мнения об объединении двух стран, решил, что, наоборот, нужно поторопиться. Империя опять сворачивает на какую-то дремучую стезю, рассудил Данила. Ему даже представилась зимняя грунтовая дорога в сибирской тайге, по которой можно пройти только на джипе, да и то лишь если перед тем по ее поверхности прошелся своим ножом бульдозер. Он знал, как выглядит такая колея и в жару, и в лютый мороз – в детстве родители пару раз возили Данилу летом отдохнуть к родне, живущей в деревне за Тюменью, а года три назад он ездил туда же зимой на похороны тетки. Сейчас у него в памяти всплыла картина именно зимней грунтовки. Когда долго-долго едешь по такой дороге, с ухаба на ухаб, петляя, уклоняясь от первоначального направления и возвращаясь к нему, то порой возникает странное ощущение – что люди проложили этот путь не для того, чтобы достичь каких-то пунктов назначения, а лишь ради самого движения. И чем дольше едешь, тем больше веришь, что так оно и было. Это может показаться бессмысленным – кто будет тратить жизнь на движение, не имеющее конкретной цели? Но в этом, однако, есть своя логика, своя идея, подумал Данила. Возможно, двигаясь этой дорогой, люди пытаются доказать себе, что способны преодолевать что-либо. В данном случае преодолевать погруженные в непроходимый снег, замерзшие, не имеющие границ пространства. А возможно, все это ради того, чтобы приблизиться к какой-то призрачной мечте – мечте, у которой нет названия и которую невозможно описать. Но главное на такой дороге не это. Главное – не останавливаться. Иначе колеса завязнут.