Шрифт:
Оба мятежных города затихли в ожидании недоброго, затаились. Уже и людей на улицах стало заметно меньше, и транспорта. Дзюба упорно ожидал, что со дня на день возьмут и его, ведь в Хабаровске пересажали многих активистов его филиала, потому бродил с сумкой с вещами, но нет, первые двое суток его отчего-то решили не тревожить. Просто портили нервы, усилив слежку. Не выдержав, утром двадцать пятого, он позвонил Устюжному, боясь, как бы не было поздно.
– Каюсь, я было подумал, вас взяли, – произнес его наставник.
– Вы знаете, Глеб Львович, то же я думал о вас.
– Вот до чего дошли, – попытался усмехнуться он, но смешок застрял в горле, – скрываемся как подпольщики. За вами филер ходит?
– И не один, трое наглых здоровых бугаев.
– Вот-вот. Со мной в точности так же. Уж не знаю, радоваться или плакать такому вниманию. Слышали, что сегодня губернатор сообщил? Напрасно. Он объявил о роспуске городской Думы и введении прямого правления. Да и еще, против Ткаченко возбуждено уголовное дело. Он точно в Японию уехал?
– Да, можете не сомневаться.
– Считайте, повезло. Нам с вами придется либо покинуть город, либо схорониться понадежнее.
– Увольте, Глеб Львович, никуда я отсюда не уеду. Не в моих это правилах. Да и потом, куда ехать-то? Если что в глухую сибирскую деревню? – так там мертвяки достанут, – Лаврентий попытался усмехнуться, но не вышло. Устюжный пробубнил что-то под нос, потом заметил:
– Если губернатор начнет дурить, мало никому не покажется. Я его хорошо знаю, Варфоломеевскую ночь может устроить запросто. Не удивлюсь, если праздничные погромы, его рук дело, – на что Дзюба не немедля согласился. – Я слышал, Яковлев приедет лично к нам разбираться. Если так, понятно, почему внутренние войска завезли, и те так стараются.
– В Кремле заседания Совбеза идут чуть не круглосуточно, – заметил Дзюба, – Вряд ли это идея самого Яковлева. Слабоват он на подобное.
– Вы его плохо знаете, а мне встречаться доводилось, еще когда он здесь рыбоводством в министерстве занимался. Человек он изворотливый. И подставлять будет постоянно. И… послушайте старика, Лаврентий Анатольевич, не связывайтесь пока вы с ним, не стоит.
Лаврентий не стал спорить. Напомнил лишь, что отставники флота проведут по-любому свой митинг на Корабельной набережной в следующую пятницу, в день окончания Второй мировой, хоть даже мы против станем. Устюжный недослушав, прервал связь, обидевшись на своего непослушного ученика. Понятно, он не хотел крупных потрясений, старался по возможности тихо и аккуратно проводить серию мелких, но запоминающихся встрясок, а потом договариваться об уступках. Тактика, прежде приносившая ему плоды, но только прежде, в последнее время она никак не работала. Он жил вчерашним днем, когда с властью еще можно было как-то договориться через акции протеста и показ своей силы и влияния, но теперь все изменилось. Он уже стар, и не попросту не успевал за переменами. А может, сознательно старался не замечать их, кто ж его разберет. Для Дзюбы он по-прежнему оставался учителем, а потому одним большим знаком вопроса. Хотя вроде сколько вместе пережили, через сколько прошли, но по-настоящему Глеб Львович так и не открылся. Как шкатулка с секретом, главную свою тайну по-прежнему держал при себе.
Ближе к вечеру Дзюба получил СМС от Тикусемо. Всего два слова «Оригами дзю-ичи », словно телеграмму писал. Напечатано было иероглифами, к чему такая конспирация совершенно непонятно, можно подумать, спецов, знающих японский, во Владивостоке-то и нет.
В восемнадцать часов, он как и было указано в «телеграмме» прибыл в ресторан. Трудно сказать, чего больше ожидал Лаврентий – толпы крепышей в штатском на входе в «Оригами» или засады в зале, но мысленно был готов к любому исходу.
Как ни странно, ни первого, ни второго не случилось. Господин Тикусемо уже ждал его в кабинке, Дзюба прошел в конец зала, отодвинул портьеру. Акио-сан поднялся, приветствуя гостя.
– Сразу к делу, – произнес он, поинтересовавшись только, будет ли гость обедать или делать вид. От того, чтобы подкрепиться Лаврентий никогда не отказывался, не отказался и в этот раз, заказав грибной суп и курицу со специями и зеленью. И сакэ, но немного, две бутылки ему хватит. Тикусемо дождался, когда он сделает заказ и вернулся к разговору. – У меня для вас важные новости. Как стало известно, в следующую пятницу к вам прибудет господин министр Яковлев, с чрезвычайным визитом, – Акио-сан волновался, а потому поплохел языком.
– Я в курсе, – заметил Лаврентий. Тикусемо вскинул брови.
– Вот как. Значит, вы хорошо осведомлены. Мне приятно. Полагаю, вы будете знать, зачем он здесь будет.
– В точности нет.
– Я был уверен. Но неважно. Это позиция вашего Совета безопасности, непременно послать господина Яковлева на изучение. Проверить вашу терпимость, лояльность. По результатам, мы полагаем, вам предоставят коридор с помощью или транш, возможно, все вместе. Я знаю, ваши офицеры будут митинговать. Тем более, когда министр Яковлев прибудет. Потому возможны аресты. У меня поручение предоставить вам убежище на территории консульства в случае крайней необходимости.
– Но митинги, как я понимаю, вы не будете меня предупреждать не устраивать, – Тикусемо попросил повторить и решительно кивнул.
– Это гарантия вашего свободомыслия. Мы не можем вам сказать, делать что-то против своей свободы. Мы можем только поощрить вас, когда все будет закончено, – теперь уже Дзюба попросил расшифровать только что сказанное. – Я хотел сказать, – после долгой паузы произнес представитель консульства, – что все наши договоренности останутся в силе в любом случае, и японское правительство сделает все возможное для достижения взаимовыгодных интересов. Между вами и нами, без Москвы, – уточнил он.