Шрифт:
Быть слабоумным идиотом все-таки хуже, чем передвигаться на коляске и блистать эрудицией, памятью и остроумием. Впрочем, еще лучше передвигаться на своих двоих, а то и пробежаться за уходящим троллейбусом.
Именно с этой целью я и строил свою жизнь, и, как результат – я практически единственный писатель, что пишет много и зарабатывает своим трудом на себя и семью, а не рассчитывает на смешную пенсию.
Дожившие до моего возраста писатели в лучшем случае переходят на преподавание, на поучения молодых как жить, а кто-то пишет мемуары о том, как раньше было все хорошо, девушки целомудренные, а сейчас все хреново и молодежь пошла не та.
Но так как я не просто дожил и работаю очень активно, но и намерен так же активно работать дальше, то делюсь, как этого достиг, чего не достиг, а что достигнуть нужно обязательно.
Обычно такие книги начинают с того, что, смотрите, каким я был слабым хилым и болезненным, а теперь какой я ого-го!.. Это все сущая правда, именно такие люди и достигают самых заметных результатов.
Об этом я впервые написал в романе «Я живу в этом теле», где описал свой поход в Клуб Советской Армии в 1976 году, когда там состоялся съезд людей, излечившихся от неизлечимых болезней именно своими усилиями, когда медики разводили руками, мол, медицина не всесильна.
Все собравшиеся в зале выглядели моложе своих лет и были моложе, а методы, какими они избавились от тяжелейших недугов, сводивших их в могилы, шокировали бы любого человека с улицы.
Именно там я сообразил, что путей к излечению существует много, нужно только заниматься собой… и все придет! Разные пути, разные способы, но – в результате здоровье, долгая жизнь, ясность ума и даже достаток, как следствие!
Медкомиссию в армию я проходил вместе со своими друзьями по улице, крепкими здоровячками. Тогда не отслужить считалось великим позором, но мне дали белый билет и сказали, что на перекомиссию даже не приходить, со мной все ясно.
Мои друзья на зависть мне все прошли. Отслужили, вернулись орлами, еще более крепкими и накачанными. Увы, им все и так хорошо и легко давалось, теперь в живых нет ни одного, кто от болезней, кто от старости…
Я же, вынужденный и лекарства принимать по часам, выжил и карабкался дальше, дальше, дальше.
К шестидесятилетию накопил с гонораров дикую сумму в восемнадцать тысяч долларов и купил в Южном Бутове однокомнатную квартиру.
С этого момента заканчивается мое многолетнее скитание по съемным квартирам и начинается новый этап жизни.
Сейчас другой мир. Расхожая фраза? Ладно, укажу только на одно отличие, но зато самое важное. Даже не на мой взгляд, а вообще, так как мой взгляд, естественно, самый правильный, вы это понимаете, а кто не понимает…
В детстве, помню, на столбах висели репродукторы, и оттуда денно и нощно неслись бодрые песни, и мы с ними тоже пели с энтузиазмом:
Мы смело в бой пойдемза власть Советов!И как один умремВ борьбе за это!Или другую, не менее бодрую и оптимистическую:
Вперед вы, товарищи, не смейте отступать!Чапаевцы смело привыкли умирать!А вот еще она из таких же жизнерадостных:
Мы светлый путь куем народу,Свободный пусть для всех куем,И за желанную свободуМы все боролись и умрем, умрем, умрем!Сейчас слова «смерть» и «умрем» обывателя повергает в ужас, он и слышать такое не хочет.
Наверх вы, товарищи, все по местам!Последний парад наступает…Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,Пощады никто не желает.Или вот эта, трагическая и красиво-гордая, которую нужно исполнять с надрывом:
Он упал возле ног вороного коня,И закрыл свои карие очи,Ты, конек воронок, передай, дорогой,Что я честно погиб за рабочих.Да, отцы писали заявления в военкомат с просьбой направить их в Испанию, «чтоб землю крестьянам отдать», мы писали (я так обиделся на отказ!) в кубинское посольство с просьбой позволить защищать Кубу от захватчиков и умереть за ее свободу.
К чему это? Да хотя бы к тому, что вот опять наткнулся в Инете на гневное обличение режимов из-за «чудовищных цифр» потерь в Гражданской войне, Второй мировой. Хватит об этом. Тогда было иное отношение в жизни и смерти. Как сказал Окуджава: «Нам нужна победа… Мы за ценой не постоим».
Иначе нужно все пересматривать и всех осуждать. Ну, навскидку, у Пушкина и Лермонтова, как и Толстого и других наших «совестей нации», были крепостные, что те же рабы, так вот с нынешних позиций Пушкина и прочих занесем в разряд чудовищ и гнуснейших преступников?