— Я-то думал, тут будет много всего, — признался Кроагер. — Оборонительное вооружение. Стража. Ловушки.

Пертурабо хмыкнул с веселым удивлением:

— А ты мне нравишься, Кроагер. Ты бесхитростный человек, в тебе нет этой подозрительности и тяги к интригам, которыми отличаются практически все те воины, кто хотел бы оказаться на твоем месте.

Форриксу показалось, что это шпилька в его адрес, но затем он решил, что примарх скорее имел в виду кузнецов войны вроде Торамино или Варрека — для них признание и слава были самоцелью. Форриксом же двигало вовсе не честолюбие: он стремился к более высокой должности ради пользы, которую мог бы принести родному легиону. Бахвальство не было ему свойственно, но он знал, что среди Железных Воинов лишь немногие могли сравниться с ним в понимании механики военных действий и нюансов логистики, от которых зависела эффективность мобильной боевой части.

— Я не понимаю, почему я здесь, — признался Кроагер. — Вы же сами назвали меня буяном.

— Таким ты был, — возразил Пертурабо. — Но теперь ты кузнец войны Железных Воинов, так что начинай вести себя соответственно.

Эта отповедь заставила Кроагера выпрямиться, а Пертурабо пошел дальше. Железный Круг расступился, пропуская его, и с грохотом зашагал следом, выдерживая безупречный строй. Форрикс и его товарищи-триархи пошли за бронированными роботами в зыбкую полутьму Кавеи феррум.

— Ты хотел знать, где защита? — сказал Форрикс, когда они проходили под ажурной аркой. — Вот она.

Пертурабо спроектировал лабиринт Кавеи феррум на основе чертежей, которые полтора века назад нашел в одной из ям для кремаций, принадлежавших самнитским народам Старой Земли. Помятые листы были спрятаны в потайной камере, и примарх, сразу узнав в чертежах руку своего любимого фиренцийского энциклопедиста, поместил документы под защиту стазисного поля. То, что чертежи пережили десятки тысяч лет, само по себе было чудом; но не меньшим чудом было и то, что Пертурабо сумел определить, где именно нашел свое последнее пристанище столь древний артефакт.

Уже тогда, едва воссоединившись с отцом, примарх знал, что земля и камень — его стихия. Может быть, именно в то время Император и решил, что с такими способностями ему уготована только одна задача?

Гладкие серые стены лабиринта представляли собой совершенно одинаковые блоки, которые было легко собирать и разбирать при перемещении между зонами военных действий. Ни единой отметки не было на их поверхности, и человек, оказавшийся в этом лабиринте, был обречен вечно бродить в его извилистых глубинах. Хотя Пертурабо это отрицал, Форрикс все равно считал, что лабиринт меняется по мере прохождения, так что если путь закончился тупиком, вернуться и начать все заново будет уже невозможно. Даже у факелов на стенах, похоже, были одинаковые языки пламени, которые отбрасывали одинаковые тени и издавали одинаковое потрескивание электрохимических реакций.

Пертурабо вел их все дальше, поворот за поворотом; казалось, что безликий коридор то приближается к внешним границам лабиринта, то делает зигзаг к сокровенному центру. Каждый раз, идя по Кавее феррум, Форрикс пытался составить в уме ее схему, и каждый раз через несколько минут безнадежно путался в переплетении поворотов, невозможных с точки зрения законов физики и аксиом евклидовой геометрии.

— Бред какой-то, — пробормотал Фальк, и Форрикс понял, что тот столкнулся с теми же неразрешимыми противоречиями на воображаемой карте. — Мы уже проходили по этому коридору, я точно помню. Но это…

— Прекрати, а то лишишься рассудка, — посоветовал Форрикс. — Я множество раз пытался составить схему, но дальше нескольких поворотов дело не идет. Получается полная бессмыслица.

— Но как такое возможно?

— Благодаря гению одного господина из Фиренцы [7] , давно уже умершего, — ответил Пертурабо, появляясь из-за щитов Железного Круга. — Незаконнорожденный, который своими работами изменил мир.

— Он создал этот лабиринт? — спросил Кроагер.

— Нет, он жил на Терре десятки тысяч лет назад и, предположительно, умер на руках у короля, ему покровительствовавшего. — Пертурабо обернулся, чтобы окинуть взглядом голые стены невероятного лабиринта. — Когда Император забрал меня с Олимпии на Терру, я узнал о Фиренцийце и стал искать копии его дневников, уцелевшие в руинах Старой Земли. Я собрал его сокровенные записи и выяснил, какими исследованиями он занимался втайне от всех.

— Это больше в духе Алого Короля, — сказал Фальк, на что Пертурабо кивнул, еле заметно улыбнувшись.

— Действительно, мы с Магнусом провели много месяцев в поисках похороненных в прошлом тайн, хотя его больше интересовали эзотерические сочинения бывших владык Терры. Для него забытые философии погибших цивилизаций были важнее чудесных изобретений, но для нас обоих тот период стал временем пьяняще увлекательных исследований.

Форрикс уже слышал рассказ примарха о древнем гении, и эта история в очередной раз вызвала в нем страстное желание заняться археологическими поисками следов забытых культур, думая при этом не о войне, а о том, какие открытия сулит изучение неизвестной истории. Когда-то у него была мечта поучаствовать в раскопках на Терре и, возможно, обнаружить свидетельства былого расцвета, уничтоженного хаосом Древней Ночи. Но теперь эта мечта была мертва: на Терру они попадут только с боем, и тогда вместо археологических раскопок ему придется рыть траншеи и фундаменты под стены, чтобы разрушить то, что легион помогал строить.

— Для Фиренцийца Кавея феррум была всего лишь интеллектуальной забавой, но я увидел, как ее можно использовать в целях защиты так, чтобы противник, ничего не подозревая, решился на необдуманный штурм — и оказался пленником ее топологии.

— Впечатляет, — признал Кроагер. — А существуют другие такие лабиринты?

— Да, есть еще один, — с почти явной неохотой ответил Пертурабо.

Форрикс удивился, хотя и не подал вида. Он не знал, что Пертурабо построил второй лабиринт, но с другой стороны он вообще мало что знал о делах, которым посвятил себя примарх в этот сумбурный период, начавшийся после побоища с братскими легионами.