— Где он? — спросил Фальк. — На Исстване-V?

— Нет, он находится на борту космического скитальца, который Восьмой легион превратил в тюрьму. Я построил копию этого лабиринта, чтобы мой брат из этого легиона мог позабавиться в нем с одним… скажем так, на удивление изобретательным пленником.

— И кто же это? — уточнил Форрикс.

Этот вопрос Пертурабо проигнорировал и пошел дальше по хитроумному переплетению коридоров, следуя невероятному маршруту, который, однако, вел их все ближе к потаенному центру. Форрикс глядел в спину примарху и размышлял о том, что же это за пленник, для которого понадобилась столь замысловатая темница.

Спустя некоторое время (которое хронометр в доспехе Форрикса не смог точно определить) освещение в туннелях начало меняться. Мерцание факелов перешло в мягкое сияние свечей, которое отмечало центр лабиринта. Еще один поворот — и они оказались у цели.

Форрикс, в отличие от остальных, знал, какое зрелище их ждет, и потому с удовольствием наблюдал, с каким удивлением они осматривают обитель примарха. Голг как-то назвал здешнюю обстановку «организованным хаосом», Харкор же сказал короче: «бардак». Но Форрикс понимал, как обманчив этот беспорядок, в котором чертежные доски теснились рядом с инструментами для создания макетов, рейсшинами и рамами для пергаментов, а поверх всего громоздились горы рукописных свитков.

Эти вещи не появились здесь случайно, накапливаясь со временем, словно осколки былых времен; нет, это была скрупулезно упорядоченная коллекция, собранная гением, не уступавшим Магнусу или Жиллиману. Центральный сводчатый зал казался скромным по сравнению с масштабом и замысловатостью самого лабиринта, но по размерам не уступал промышленному цеху. Стены были облицованы потрескавшимся камнем, который, судя по его виду, извлекли из каких-то погребенных руин, после чего кропотливо восстановили кладку как можно ближе к оригиналу. Одну стену украшали фрески с изображениями существ, похожих на огромных птиц; на другой была частично осыпавшаяся глиняная мозаика, показывавшая панорамную сцену, на которой группа мужчин и женщин стояла вокруг фигуры с нимбом из золотистого света.

Были здесь и картины, чьи поблекшие краски защищали мерцающие стазисные поля: на одной — полуобнаженный мужчина в пустыне и лев у его ног; на другой — неоконченной — сидящая женщина с ребенком на руках, окруженная восторженными почитателями, и огромный храм, который восстанавливают строители, и сражающиеся всадники.

Тут и там стояли массивные столы, заваленные свитками пергаментов, чертежными угольниками, деревянными транспортирами и измерительными линейками. Рядом с инструментами инженера и математика расположились инструменты воина, полководца, анатома и государственного деятеля. На больших кульманах были закреплены архитектурные чертежи для грандиозных павильонов, великолепных амфитеатров, огромных промышленных комплексов и жилых ульев, неприступных цитаделей и изысканных дворцов, которые могли бы соперничать с горной твердыней самого Императора.

Питер Эгон Момус прослезился, когда увидел эти чертежи, и стал умолять Пертурабо позволить ему воплотить их в жизнь. Ни один терранский архитектор никогда не дерзал мечтать о таком великолепии, ни один строитель, даже самый смелый, не задумывался о том, как создать такие волшебные здания в реальности. Не стоило удивляться тому, что их спроектировал Железный Владыка, но все же трудно было представить, что столь потрясающие творения были созданы тем, кто так глубоко погряз в разрушении.

Гениальность Пертурабо воплощалась не только в чертежах: на других столах и верстаках стояли сотни искусно сделанных механизмов и разнообразных безделушек, изящных и хрупких — и тем не менее созданных этим гигантом. Серебряная лира в форме лошадиной головы, позолоченные яйца, ажурные клетки, в которые никто бы не решился посадить живых птиц, и миниатюрные машины войны теснились рядом с механическими моделями животных и техники, людей и ксеносов. Среди них выделялась модель «Пса войны», и у Форрикса при виде панциря титана, раскрашенного в красный, черный и желтый цвета, возникло гнетущее предчувствие.

Этот зал был настоящей сокровищницей, искусственная атмосфера которой сохраняла в неприкосновенности все эти чудесные творения и артефакты из древнейшей истории Старой Земли. Никто, кроме Трезубца, не знал о его существовании, что Пертурабо вполне устраивало. Пусть все и дальше считают, что после стольких лет военного строительства он превратился в простого ремесленника, и не подозревают о таких художественных наклонностях.

Пертурабо отослал Железный Круг в свободную часть зала и двинулся сквозь творческий беспорядок к гололитическому столу с бронзовой окантовкой, который своей непритязательностью выделялся среди прочих вещей. На его поверхности светились, сменяя друг друга, курсовые векторы, отметки геостационарных стоянок и пунктиры траекторий. Вместе они составляли карту неба этого мира, где огромный железный флот замер в ожидании приказа Пертурабо уйти с орбиты и отправиться на следующую кампанию Магистра войны.

Железные Воины вообще остановились на этой планете лишь потому, что появился шанс нанести урон легиону, который они презирали — люто и абсолютно заслуженно. Планета пострадала именно из-за того, что Дорн так хвалился превосходством своих Имперских Кулаков, и сыны Пертурабо с удовольствием использовали эту возможность унизить его легион. К тому же после того, что случилось на Фолле, убивать воинов VII-го было приятно вдвойне.

Пертурабо окинул взглядом картину на дисплее, и через секунду изображение сменилось, показывая теперь совершенно другую планету, однако Форрикс успел заметить, что на предыдущей голограмме было гораздо больше кораблей, чем числилось в их флоте. Корабли Железных Воинов застыли без движения, а эти новые суда очерчивали переплетающиеся дуги в опасной близости от них.

— Третий легион уже здесь? — спросил он.

— Да, — подтвердил Пертурабо. — Но насколько я знаю своего брата, он не объявит о прибытии, пока не скоординирует все совершенным образом, а на это уйдет не один час.

— А мы знаем, зачем Фениксиец вообще назначил эту встречу? — поинтересовался Фальк.

— Не знаем, — Пертурабо не скрывал любопытства. — Фулгрим пока не соизволил сообщить причину, только сказал, что она фантастична.

Форрикс прищурился:

— Фантастична?

— Это его слова.