Шрифт:
— Разве они не помогают детям, которые проходят у них курсы генной терапии? — удивился Смирнов.
— Помогают, ясное дело. Я не говорю, что они плохо работают.
— Сегодня в кают-компании вы не выражали недовольства.
— Но и не унижалась, расхваливая этих индюков! — с вызовом проговорила Ракитина.
— Почему же вы вообще согласились ехать в Сургут?
— Меня попросили оказать эту любезность.
— Зачем же было себя пересиливать? Отказались бы.
Женщина уже закончила покрывать себя лосьоном и с громким щелчком закрыла крышку.
— Да потому что они лечат моего ребенка! — сказала она, посмотрела в глаза Смирнову. — Что тут непонятного? Ради Риты я бы и не такое стерпела!
После Ракитиной следователь пошел в каюту Шишкиных. У них был мальчик двенадцати лет. Он ходил на костылях. Смирнов знал из файла, который прислал ему Павлов, что раньше он мог только сидеть в инвалидном кресле. Марухин с коллегами поставили его на ноги. Поэтому он не ждал от Шишкиных ничего, кроме восторженных отзывов. И не ошибся.
Супруги наперебой принялись восхвалять генетиков, едва Смирнов спросил, что они думают о членах лаборатории.
— Если бы не они, мы не знали бы, что делать! — заявила женщина, вытирая неожиданно скатившуюся слезу.
— Вы думаете, раз тот человек ворвался в кают-компанию и нес чушь, то эти люди в чем-то виноваты? — сказал Шишкин. — Нельзя же верить каждому встречному. — Он осуждающе покачал головой.
Его жена, тощая, будто высушенная солнцем и ветром, брюнетка с короткой стрижкой, вытащила сигарету и прикурила от серебряной зажигалки.
— Есть же неблагодарные люди! — пробормотала она, выпустив струйку дыма.
— Может, кто-нибудь из лаборатории вызывал у вас, скажем так, неприязнь?
— Никогда! — убежденно отозвалась Шишкина.
— Как можно плохо относиться к людям, которые дают тебе надежду? — поддержал ее муж. — Мы на них смотрим как на ангелов, разве вы не понимаете?
— Понимаю, — искренне ответил Смирнов. — Извините, что побеспокоил.
Последними в его списке были Хроматовы. Они жили в Выборге, а на процедуры приезжали в Питер. У них была девочка четырнадцати лет по имени Маша. У нее было что-то с кожей.
Хроматовых Смирнов нашел на носу теплохода, они пили минералку и смотрели на воду. Появление полицейского напугало их, и они до конца разговора не могли расслабиться. Полные и низкорослые, супруги походили на большие груши. Виктор Хроматов без перерыва вытирал платком лысину и обдувал себе лицо, выпячивая нижнюю губу.
— У Маши сначала кожа была словно чешуя, — торопливо рассказывал он, поглядывая на удалявшуюся дочку, которую попросили сходить за чипсами. — Благодаря лаборатории теперь она не похожа на ящерицу. Если бы нас попросили съездить не в Сургут, а в Африку, мы согласились бы не раздумывая.
Его жена, краснолицая блондинка с редкими волосами и широко расставленными глазами, несколько раз моргнула и сказала:
— Уже четыре года, как она может появляться на улице. Раньше дети сразу начинали ее дразнить. Они кричали… всякие гадости. — Женщина поджала губы и отвернулась.
— Как бы вы охарактеризовали Марухина, если бы я попросил вас сделать это беспристрастно? — задал вопрос Смирнов. — Понимаю, это нелегко, но постарайтесь.
Кажется, его просьба напугала Хроматовых. Они переглянулись и дружно пожали плечами.
— Мы с ним не так уж много общались. Терапией занималась Людмила Ивановна.
— Самсонова?
— Ну да. Она там одна.
— Конечно, это я так, на всякий случай. Профессиональная привычка. А про других ученых что можете сказать? Какие они люди?
— Честно говоря, нас это меньше всего интересует, — ответил Хроматов. — Они лечат нашего ребенка, и для нас этого достаточно.
— Знаете, мы же с ними не общаемся за пределами НИИ, — добавила его жена. — Видим их только на процедурах.
Смирнов понял, что больше ничего от супругов не добьется, и решил отстать. Поблагодарив Хроматовых, он вернулся в каюту и рассказал все Дымину.
— Не больно-то урожайно, — заметил опер. — Хотя ты ведь ни на что особенно и не рассчитывал, да?
— Всегда надеешься, что повезет, — возразил Смирнов. — Но ты прав: я не думаю, что кто-то из этих людей имеет отношение к убийствам. Слишком они заинтересованы в том, чтобы лечение их детей продолжалось. Они не позволили бы даже волоску упасть с голов генетиков, даже если бы узнали, что те в свободное от работы время пьют кровь девственниц.