— Да что такое?! Я думал, надо радоваться!

Павлов кашлянул:

— Радоваться-то нечему. В себя он, конечно, пришел, но… кажется, свихнулся.

— В смысле?!

— Лучше сам посмотри. Если хочешь. — Опер указал на дверь палаты.

Смирнов скользнул взглядом по табличке с номером. Под цифрами было написано: «Индивидуальный бокс».

— Он там один, — подтвердил догадку Смирнова Павлов.

— А где остальные? — спросил следователь. — Я имею в виду, наши.

— Роют землю, чтобы узнать, что случилось с Аликом. Мы остались, чтобы тебя встретить.

— Что врачи говорят?

— Пока ничего. Вкололи ему успокоительное. — Дымин провел рукой по лицу, словно вытирая внезапно выступившую испарину. — Господи, Валер, ты бы видел, что тут было! Он реально свихнулся!

Смирнов открыл было рот, чтобы задать вопрос, но передумал. Вместо этого он шагнул к двери, распахнул ее и вошел в палату.

Ему навстречу поднялся полицейский, которого оставили для охраны Казимова. Узнав Смирнова, он кивнул и сел обратно. Следователь подошел к единственной кровати и остановился у изголовья.

Казимов был весь опутан трубками, на прикроватной тумбочке стоял какой-то прибор с мигающими лампочками. Дознаватель спал — успокоительное сделало свое дело. Болезненная бледность на осунувшемся лице, темные круги под глазами — трудно было поверить, что еще несколько часов назад этот человек был полон энтузиазма. Кто мог сотворить с ним такое? Смирнов был уверен, что знает, но доказательств у него не было. Первым его желанием было отправиться в школу и перевернуть там все вверх дном, но следователь понимал, что будет только хуже. Придется действовать аккуратно. Ему в голову вдруг пришло, что преступник может добраться и до него.

Смирнов вышел в коридор.

— Где врач? — спросил он у оперативников.

— Я покажу, — кивнул Дымин.

По дороге к врачу Смирнов позвонил родителям, чтобы узнать, все ли у них в порядке. Задал пару вопросов и тут же распрощался — не хотелось ничего объяснять. К тому же Дымин уже остановился перед одной из дверей.

Врач оказался высоким тощим блондином с подслеповатыми глазами и сухой кожей, делавшей его похожим на мумию. Он курил, сидя на подоконнике и выпуская дым в приоткрытое окно.

— Ваш коллега был отравлен, — проговорил он после того, как Смирнов представился и спросил о Казимове. — Наркотик ему ввели в локтевой сгиб. На теле обнаружены следы борьбы, на затылке имеется шишка. Думаю, его схватили, оглушили, а затем сделали инъекцию.

— Мне сказали, что он свихнулся, — сказал Смирнов, взглянув на Дымина. — Это правда?

Врач затянулся, выпустил дым, затем выбросил окурок в окно и подошел к столу.

— Это преждевременное утверждение, — произнес он наконец. — Пока что оно не имеет никаких оснований. Ваш коллега, как я уже объяснил, находится под воздействием определенного препарата. Нам пока не удалось установить, какого именно. Симптомы, напоминающие психическое расстройство, скорее всего, являются результатом наркотического опьянения. Уверен, это скоро пройдет. Конечно, шоковое состояние или еще какие-то последствия могут быть, но с этим легко справится психолог.

— Значит, он не псих? — спросил Смирнов, укоризненно посмотрев на Дымина. Тот стоял насупившись.

— Нет, не псих, — ответил врач сухо.

— Спасибо. Когда он очнется?

— Думаю, не раньше вечера. Нам пришлось дать ему довольно большую дозу успокоительного: его поведение было несколько… буйным.

— Понятно. Мы оставим охрану.

— Ради бога.

Попрощавшись с врачом, Смирнов вышел в коридор в сопровождении Дымина.

— Чушь! — выпалил опер еще до того, как следователь успел что-то сказать. — Наркота тут ни при чем! То есть его, конечно, укололи, но головой он точно тронулся!

Смирнов досадливо поморщился.

— Слушай, ты что, не знаешь, что люди вытворяют под кайфом?

— Знаю, знаю. Только это… словом, тебя тут не было, Валер. Иначе ты бы понял, о чем я говорю!

— Да что Алик такого делал-то, а?! — Смирнов остановился посреди коридора. — Может, объяснишь все-таки?

— Казимов метался как бешеный, орал, бросался на людей, — понизив голос, проговорил опер. — Его пришлось привязать к кровати. Тогда он начал что-то бормотать, выкрикивал всякий бред — словно на чужом языке.

— Ну, это неудивительно, — перебил с легким раздражением Смирнов. — Казимов дагестанец, знаешь ли!

— Знаю, — не сдался Дымин. — Но это был не дагестанский!

— Откуда такая уверенность? Ты знаешь дагестанский?

— Слушай, он говорил… на разных языках. Не похожих друг на друга. — Опер махнул рукой. — Ладно, можешь не верить!

Смирнов задумался.

— А галлюцинации у него были? — спросил он вдруг.

— Да, кстати, — кивнул Дымин. — Похоже, ему казалось, что в палате есть еще кто-то, кроме нас.