Утренний холод проник через тонкую простыню, и Алан проснулся дрожа, с онемевшими ногами. Ночная эйфория прошла. Он понятия не имел, как нужно ухаживать за женщиной. Заговорить с Уной о любви было бы так же трудно, как и с Роуз, даже еще труднее, потому что в Уну он действительно был влюблен – это осталось неизменным, – в то время как к Роуз его влекло лишь ее сходство с воображаемой любовницей и порожденное этим сходством желание. Должно быть, сейчас он и Уна были одни во всем доме, и это ужасало Алана. Пригласить ее на обед было невозможно, невообразимо было вообще проявить какую-либо инициативу по отношению к ней. Он был женат, и она это знала. У него было представление, почерпнутое скорее из разглагольствований Пэм, чем из литературы: мол, если ты скажешь женщине, что любишь ее, и окажется, что она тебя не любит, она даст тебе пощечину. Особенно если ты женат, а она замужем. Это было очевидно – хотя логичной причины этому он придумать не мог, – что в некоторых обстоятельствах сказать женщине о своей любви к ней будет оскорблением. Алан оделся и вышел, думая, что если встретится с Уной в прихожей, то упадет в обморок или разрыдается. Но он ее не встретил.

Воскресные газеты гласили: «Бывший священник женится на стриптизерше» и «Сообщения о пытках опровергаются». Еще было сообщение о том, что в карстовых ямах в Дербишире ищут тела его и Джойс. Серебристо-синий «Форд Эскорт», ранее замеченный в Дувре, обнаружен в Турции, его пассажиры держат путь в индийский монастырь и ни в каких преступлениях не замешаны. Алан выпил чашку кофе и съел сэндвич, хотя его и мутило от вида и запаха еды. Довольно не скоро он заметил, что день славный. Вернулась такая же погода, какая стояла в неделю, предшествовавшую его бегству, – совсем как весной, сказала тогда Джойс. Теплые солнечные лучи ласкали лицо Алана. Если пойти в Кенсингтонский парк, можно встретить там Роуз, поэтому он дошел до ближайшей станции подземки, «Ноттинг-хилл», и купил билет до Хемпстеда.

Когда-то Уна жила в Хемпстеде. Алан вспомнил об этом лишь тогда, когда прибыл туда. Он шел по Хемпстеду, гадая, жила ли она на этой улице или вон на той, и гуляла ли она здесь каждый день, как сейчас гулял он. Он добрел до холмистой пустоши Хемпстед-Хит, просто следуя по Хит-стрит до ее конца. Весь Лондон лежал перед ним, и, стоя на холме близ Спаниардс-роуд, Алан смотрел на город сверху вниз, так же, как некогда смотрел Дик Уиттингтон [41] , видя в солнечном сиянии вызолоченные крыши и улицы.

Его золото тоже лежало там, внизу, но оно было для него ничем, ведь оно не поможет ему получить Уну. Алан резко повернулся и зашагал в противоположном направлении, через лес, отделявший Спаниардс-роуд от Норт-Энда. Этот лес был совсем не похож на Чилдонский Выгон. В лесах, примыкающих к большим городам, деревья такие же, как в сельской глубинке, однако у их подножия вся поросль и большая часть травы вытаптывается почти начисто. Под ногами лежала бурая бесплодная пыль. В воздухе не чувствовалось влажного и свежего запаха зелени. Однако в это солнечное воскресное утро – было все еще утро, он ушел из дома очень рано – лес для Алана был наделен нежной ранимой красотой, которую весна возродила только для новых страданий. Теперь он знал, что авторы книг были правы относительно того, что делает с человеком любовь, как она преображает и возвышает, как вымывает из глаз соринки, мешающие видеть мир.

Выйдя из леса, Алан обнаружил, что понятия не имеет, где находится, однако продолжал шагать приблизительно в западном направлении, пока не набрел на широкую проезжую дорогу. «Финчли-роуд, СЗ2», – прочел он и осознал, что находится в тех краях, где проживает настоящий Пол Браунинг. Странно. Паддингтон располагался в районе Запад-2, так что Алан предполагал, будто Северо-Запад-2 находится поблизости. Теперь ему стало ясно, что Пол Браунинг был клиентом банка в Паддингтоне не потому, что жил поблизости, а потому, что там работал. Алан вынул атлас Лондона, потому что хотя он, наверное, больше никогда не заговорит с Уной и никогда не останется наедине с нею, он должен знать местоположение его прежнего дома.

План улиц показывал, что Эксмур-гарденс является частью жилого массива, где дороги были проложены весьма причудливо – концентрическими кругами или, точнее, концентрическими овалами. Каждая из них была названа в честь цепи гор или холмов на Британских островах. Похоже, идти туда пешком было неблизко, но Алан не знал, можно ли попасть туда как-то еще, и ощущал странный позыв увидеть дом Пола Браунинга. На самом деле путь оказался не столь уж далеким.

Большинство домов на Эксмур-гарденс были выстроены в псевдотюдоровском стиле, но некоторые отличались более новым и простым дизайном, и номер пятнадцать был одним из них. Он был больше, чем дом Алана в Наделе Фиттона, но в остальном очень похож: красный кирпич, большие окна, камин, сделанный не для тепла, а для вида, и клумба пампасовой травы в садике перед домом. Алан стоял и смотрел на дом, дивясь тому, что по случайности выбрал для своего выдуманного прошлого нечто столь похожее на прошлое подлинное.

Сам Пол Браунинг мыл машину на подъездной дорожке у гаража. Дверь в дом была открыта, и мальчик лет восьми бегал через нее туда-сюда, волоча за собой на поводке щенка, которому это, похоже, очень не нравилось. На противоположной стороне дороги стояла скамья. Она располагалась у входа на дорожку, видимо соединявшую один овал с другим. Алан сел на скамью и притворился, что читает газету. Мальчик продолжал таскать щенка вверх и вниз по ступенькам крыльца. Пол Браунинг издал сердитый возглас, отбросил мыльную тряпку, подошел к двери и крикнул в сторону прихожей:

– Элисон! Не позволяй ему мучить собаку!

Ответа не было. Пол Браунинг поймал мальчика и стал его журить, однако негромко и мягко. Тот подхватил с земли щенка и прижал к груди. Из дома вышла женщина, высокая, светловолосая, лет тридцати пяти. Алан не слышал, что она сказала, но, судя по тону, она защищала мальчика. По тому, как она обняла сына, улыбнулась мужу и погладила собачку, у Алана сложилось впечатление, что женщина была неистовым, но нежным защитником для них всех. Он сложил газету, поднялся со скамьи и пошел по дорожке прочь.