Вася с надеждой глянул на Семена Дмитриевича:

— Можно ведь остановить теплоход? А?

Сколько тревоги и огорчения было в его словах! А фарватер узкий, не повернёшься.

— Поздно. По инерции как раз врежемся. Можно ещё обойти правым бортам, —негромко сказал Семён Дмитриевич…

Штурвальный словно разгадал мысли штурмана. Теплоход плавно повернул влево, прижался к самому бакену, обходя с тыла перепуганный утиный выводок.

Волна из-под правого борта резко подбросила отчаянную семейку. Но смертельная опасность миновала. Утка с утятами проворно скрылась в камышах противоположного берега. Мы дружно зааплодировали. Над Доном пронёсся троекратный клич:

— Мо–ло–дцы! Мо–ло–дцы! Мо–ло–дцы!!

И неизвестно, кому мы кричали: то ли утке с её семейством, то ли команде, спасшей им жизнь.

Мимо нас по левому берегу плыл густой тёмный лесок. А у самой воды стоял одинокий тополёк. Светло–зелёный, тонкий, длинный, весь в листьях от самой земли. Долговязый подросток в толпе взрослых!

Семён Дмитриевич снял форменную фуражку и отёр пот со лба большим белым платком.

Когда в классе стало известно, что Пал Палыч в воскресенье собирается на озеро Солёное за солеросами, мы стали набиваться ему в попутчики.

— Далеко, ребята, — говорил Пал Палыч. — Километров двадцать степью шагать. Устанете.

— Не устанем, Пал Палыч!

Учитель пристрастил многих из нас к дальним степным походам. И не было для нас большей радости, чем отправиться с ним на поиски каких-нибудь диковин для школьного музея. Туристами были мы закалёнными. Двадцать вёрст для нас — все равно что нет ничего. Да и самому Пал Палычу хотелось, чтобы мы почаще бывали с ним в степи. Для своего предмета он считал такие путешествия даже ещё более важными, чем классные занятия, и сейчас не возражал против нашей компании. Но на всякий случай все же попугал слегка:

— Обратно ведь столько же. Сорок километров! Без пяток останетесь.

— Не останемся!..

— Всего сорок километров? —презрительно скривил губы Коля. — Подумаешь!

— Ну, ладно. Кто храбрый — завтра чуть свет собираться у моего порога. На ногах — кеды, в мешке краюха хлеба, кусок сала и бутылка воды.

Небольшим отрядом под руководством Пал Палыча мы и отправились к озеру Солёному. Путь долгий, а шли мы, не замечая ни времени, ни расстояния.

Был наш Пал Палыч долговязым и сухощавым. Лицо у него, как у многих рыжеватых людей, на солнце не темнело, а становилось медно–красным. Солнца он не боялся, шляпу чаще всего носил в руках, поблёскивая отполированной лысиной. Неутомимый ходок, он и нас приучил вышагивать по степи, не обращая внимания ни на зной, ни на стужу.

Некоторые боятся или брезгливо сторонятся всяких степных гадов. А Пал Палыч не то чтобы любил их, нет — он любовался ими, их невидимой другим красотой и нам сумел привить это чувство бесстрашной и доброжелательной любознательности ко всему живому.

Нам удавалось подсмотреть в степи много такого, что никогда в жизни не увидишь и не узнаешь, сидя дома у телевизора или за книгой.

Во время путешествия к озеру Солёному Пал Палыч был верен своему обычаю. Он ловил разную степную живность с неизменным своим присловьем:

— Не бойся, мы только посмотрим на тебя поближе.

С загоревшимися глазами мы обступали Пал Палыча, а он поворачивал на спину нарядную зеленую ящерицу, и она замирала у него на тёплой ладони.

Вдоволь налюбовавшись маленькой степной красавицей, Пал Палыч у самой земли поворачивал ладонь, и ящерица благополучно исчезала в зеленой траве.

Так же смирно сидел у него на ладони лягушонок, выпучив большие глаза и подрагивая влажной белой грудкой.

— Живи! —говорил наш учитель и отпускал лягушонка в мочажину на дне мокрой балочки.

Уютно пригревался на руке Пал Палыча, обмотавшись вокруг неё браслетом, небольшой ужонок и уползать с насиженного места никуда не собирался. Все живое в степи относилось к нашему учителю с полным доверием.

Пробовал подражать ему Коля, но всегда терпел неудачу. Под самой его рукой ящерицы всегда успевали юркнуть в траву, а лягушата прыгнуть в мочажину и своим лягушачьим стилем уплыть под водой в безопасное место. Коля досадовал: «Все равно поймаю!» А Пал Палыч лукаво улыбался.

Солнце поднялось уже высоко и нещадно палило, а мы не прошли ещё и половины пути.

На берегу небольшого степного озерца, густо поросшего высоким камышом, Пал Палыч объявил привал:

— Подкрепимся и без остановок — до Солёного.

После того как встанешь чуть свет, прошагаешь вёрст десять по знойной степи и окажешься у прохладного степного озерца, нет ничего вкуснее краюшки хлеба. Мы уплетали его с завидным аппетитом. По укоренившейся привычке, Пал Палыч время от времени окидывал степь внимательным взглядом…

— А у чибиса-то беда приключилась, — вдруг встревоженно сказал он. — Так волноваться он зря не станет.