Шрифт:
— Ишь, заливается! — сказал негромко Пал Палыч. — Давай постоим, послушаем. А то увидит нас — замолкнет.
Но только мы настроились слушать зяблика, как он резко оборвал песню.
— Что-то случилось, —встревожился Пал Палыч. —Пошли!
Мы подбежали к вольере в тот момент, когда Коля закрывал дверцу. Птиц в вольере не было. Ни одной.
— А где же птицы? —заволновался Пал Палыч. — —Проворонили? Упустили? Всех сразу? Как же так?!
— Нет, мы их сами выпустили. Я выпустил, — поправился Коля, беря вину на себя.
— Кто же вам разрешил, самовольники?! —строго спросил Пал Палыч.
— Зяблик, — насупился Вася. — Мы вместе их выпустили.
— Какой зяблик? Говорите толком!
Как оказалось, птаха, которую мы с Пал Палычем слушали, заливалась не в вольере. В гости к своим собратьям прилетел из лесу вольный зяблик. Он уселся на ветке старой груши, возле которой мы соорудили вольеру, и принялся утешать невольников громкой, свободной песней.
Птицы в вольере сначала встрепенулись, попробовали даже поддержать песню, но потом сникли, нахохлились.
Ребята растерянно смотрели то на приунывших птиц, то на зяблика, то друг на друга.
И вот тут неожиданно для самого себя Вася распахнул дверцу вольеры, через которую сам свободно входил, когда приносил птицам воду и корм. Щеглы, чижи, зеленушки, горихвостки, зяблики, зарянки выпорхнули наружу и улетели в сторону черневшего невдалеке молодого леса…
— Вот и все, —закончил рассказ Николай.
— Главное, как мы теперь ребятам все объясним? — затосковал Вася. — Разве они поймут? — он горестно вздохнул.
— Поймут! — —серьёзно и спокойно сказал Пал Палыч и обратился ко мне: —Ты же понимаешь?
Мне очень жалко было птиц, и сам я никогда не выпустил бы их из вольеры…
Вася смотрел на меня с тревогой: пойму ли?
— А мы скажем, что они сами улетели, — попытался я ложью во спасение выручить друзей.
— Нет, — твёрдо сказал Пал Палыч. — Врать не станем. Расскажем все, как было.
Так и сделали. Погоревали в классе, но, в общем-то, поняли… Не все, конечно, и не сразу, но поняли.
ЧУМАЗЫЕ СИНИЧКИ
На участке, полого спускающемся к реке, мы с Пал Палычем вырастили сад, богатый разнообразными породами деревьев и кустарников. В нашем саду расселилось множество птиц. На все птичьи вкусы имелись в нем и места для гнездовий, и корм. Сад был гордостью школы. Выпускники, получая аттестаты зрелости, сдавали сад тем, кто оставался в школе, наказывали беречь его, ухаживать за ним.
Каждую весну, в День птиц, мы развешивали на деревьях скворечники и дуплянки, берегли гнёзда, а зимой подкармливали птиц.
Ну, на зиму-то их оставалось в саду не особенно много. Прилетали с поля хохлатые жаворонки; распустив веером чёрные хвосты, картинно летали белобокие сороки; вечерами на деревьях долго гомонили воробьи. Много было синичек. Закалённые птахи, они в самую лютую стужу даже лапок не отмораживали, а ведь весь день проводили «на свежем воздухе».
Синица — нарядная щеголиха: на голове у неё синий чепчик, надвинутый на белые щеки, а из-под чепчика глядят озорные чёрные глаза. На шее — тёмный воротник, оттеняющий жёлтый передник, который прикрывает брюшко, а крылья сверху в неяркой прозелени. Синица неутомимо обшаривает деревья, выколупывая из трещин в коре окоченевших гусениц и жучков.
Каждый день после уроков мы приходили с Пал Палычем в сад, приносили в карманах птичий корм и раскладывали его по кормушкам.
Птицы привыкли к нам, подпускали близко к себе, иногда хватали корм прямо из рук.
Стали мы замечать, что с наступлением холодов наши синички из нарядных щеголих в синих чепчиках все больше превращались в каких-то закопчённых черномазых дурнушек.
— Прямо ума не приложу, — удивлялся вместе с нами Пал Палыч. — Где они ухитрились так перемазаться?
А синички словно и не замечали происшедшей с ними перемены. Они бодро летали по нашему саду, только теперь их никак нельзя было отличить от невзрачных воробьёв.
И вот однажды Пал Палыч с таинственным видом пригласил нас к себе, как только завечереет. Обещая в ночь резкое похолодание, заходящее солнце окрасило небо в зловещие багрово–красные цвета. С севера потянуло ледяной позёмкой. Пал Палыч, одетый в дублёный полушубок и тёплый малахай, в валенках, ждал нас на пороге своего дома.
— А теперь — внимание! — торжественно провозгласил он. — Всем смотреть на печную трубу!
Мы подняли уже изрядно посиневшие носы. Ничего особенного на печной трубе не было. На фоне темнеющего неба медленно увядал светлый кизячный дымок. Мы решили, что Пал Палыч просто подшутил над нами. Но он словно угадал наши сомнения: