– Каков негодяй! Ей-богу, он получил по заслугам. И вы тогда видели его в последний раз?

– Я видела его во время поездки, в Турине, Модане, в… О сэр Чарльз, прошу вас, не спрашивайте больше о нем! – вдруг воскликнула она с отчаянием и страхом в голосе. – Я не могу говорить… Я связана обещанием… Я… я…

– В таком случае больше ни слова, – твердо заявил он.

– Есть и другие вещи, но мои уста запечатаны… Во всяком случае пока. Вы не думаете… не станете думать обо мне плохо?

Она нежно прикоснулась к его руке, и он накрыл ее пальцы своей ладонью с такой очевидной расположенностью, что ее щеки снова окрасил румянец. Лицо ее загорелось еще ярче, когда он тепло произнес:

– Ничто не сможет меня заставить пойти на это. Разве вы не знаете… Наверное, вы не знаете, но позвольте вас заверить, графиня, ничто и никогда не заставит меня забыть, как высоко я вас ценю. Я всегда буду доверять вам, верить в вас, думать о вас хорошо.

– Как же мне приятно, что вы так говорите! Особенно сейчас, в такую минуту, – очень тихо промолвила она и робко подняла на него глаза.

Ее пальцы все еще лежали на его руке, накрытые его ладонью, и она стояла к нему так близко, что сэру Чарльзу было очень просто и даже вполне естественно обвить второй рукой ее талию и притянуть к себе.

– И сейчас… в такую минуту… позвольте мне сказать одно слово, – прошептал он ей на ухо. – Вы дадите мне право оберегать вас? Быть рядом с вами, делить с вами невзгоды или защищать вас от них?

– Нет, нет, нет, не сейчас! – Она умоляюще подняла на него полные слез глаза. – Я не могу, не хочу принимать такую жертву. Вы благородный человек, у вас чистое сердце, поэтому вы так говорите. Но вы не должны связывать себя со мной, не должны ввязываться…

Он прервал ее возражения самым старым и самым действенным из известных для таких случаев способов. Первый сладкий поцелуй скрепил столь быстро возникшее между ними согласие.

И после этого она сдалась. Не осталось ни сомнений, ни колебаний. Она, приняв его любовь так же, как он предложил ее, свободно, всем сердцем и душой, забилась под его крыло, как потрепанная бурей голубка возвращается в гнездо, и там, проворковав тихо: «Мой рыцарь… Мой единственный, настоящий рыцарь», прижалась к нему, охотно и полностью отдавшись его нежным ласкам.

Такие мгновения, выхваченные из полного трепетного волнения сердца, вдвойне приятны и милы, когда за плечами беда.

Они сидели, взявшись за руки, и почти не разговаривали, им хватало обретенной любви и осознания того, что они вместе. Время летело слишком быстро, и наконец сэр Чарльз с улыбкой предложил:

– Знаете ли вы, милая графиня…

– Меня зовут Сабина… Чарльз.

– Сабина, дорогая, быть может, это прозвучит прозаично, но знаете ли вы, что я умираю от голода? Я пришел сюда сразу же, не пообедав.

– Я тоже, – улыбнулась она. – Я собиралась пообедать, когда… Когда вы появились, как вихрь, а после этого все случилось так быстро.

– Вы жалеете, Сабина? Вы бы хотели… Вы бы хотели, чтобы этого не было? – Ласковым движением она накрыла пальцами его губы.

– Ни за что на свете. Но вы, военные… Вы ужасные люди! Вам невозможно противиться.

– Что вы! Это перед вами невозможно устоять. Но почему бы нам не сходить пообедать куда-нибудь. «Дюран», «Вуазин», «Кафе дю ля Пе»? Какое место предпочитаете?

– Я надеюсь, нас не попытаются остановить?

– Кто захочет нас останавливать? – спросил он.

– Люди в гостинице… полиция… Я не могу сказать точно кто, но очень боюсь, что такое может случиться. Я не совсем понимаю управляющего. Он несколько раз приходил, но разговаривал как-то странно, даже грубо.

– Так он ответит за это, – горячо произнес сэр Чарльз. – Я думаю, здесь вина этого грубияна сыщика. Все же они вряд ли посмеют…

– Сыщика? Он здесь? Вы уверены?

– Полностью уверен. Один из тех, кто был на Лионском вокзале. Я узнал его, и он был чересчур назойлив. Я даже поймал его, когда он пытался… Ах да, кстати… Я спас от него эту телеграмму.

Он достал небольшой голубой конверт из нагрудного кармана и протянул ей, поцеловав кончики ее пальцев, когда она его взяла.

– Ах!

Внезапное восклицание сорвалось с ее губ после того, как она, довольно небрежно разорвав конверт, пробежала взглядом послание.

– Что случилось? – с тревогой в голосе спросил он. – Я могу узнать?

Она не протянула ему телеграмму и неуверенно произнесла дрожащим голосом:

– Не знаю. Не думаю… Конечно, я не хочу от вас что-либо скрывать, но все же это дело, боюсь, касается только меня одной. Я не должна вас втягивать в это.