Он помнил, что к нему подошёл Гинноскэ и сказал:

— Сэгава-кун, что-то ты плохо выглядишь.

Никакие другие разговоры у него не сохранились в памяти.

Он не мог забыть только одно: что захватил с собой из дома вещь, предназначавшуюся Сёго. Во время большой перемены ученики и старшего и младшего отделений носились по коридорам, а кое-кто даже выбежал на спортивную площадку и играл в снежки. В аудитории четвёртого класса как раз никого не было, и Усимацу пошёл туда с Сёго; достав из кармана пакетик, завёрнутый в газету, он сказал:

— Я привёз тебе маленький подарок. Это записная книжка. Развернёшь и посмотришь дома. Хорошо? В школе не разворачивай… это тебе.

Усимацу думал, что он увидит на лице мальчика удивление и радость. Но, вопреки его ожиданиям, Сёго смотрел округлившимися глазами то на Усимацу, то на завёрнутый в газету пакет и не брал подарка. На лице его было написано недоумение: почему ему дарят такую вещь? Ужасно странно!

— Нет, спасибо, мне не нужно, — повторил он несколько раз, отказываясь взять подарок.

— Как же так? — не сводя глаз с Сёго, Усимацу сказал: — Раз тебе дарят, надо брать.

— Спасибо! — снова отказался Сёго.

— Слушай, это нехорошо. Ведь я привёз это специально для тебя.

— Мама будет браниться.

— Мама? Ну, как можно! Я тебе делаю подарок, а она будет браниться… Я дружен с твоим отцом, да и сестре твоей обязан, мне давно уже хотелось подарить тебе что-нибудь. Послушай, это хорошая записная книжка, с европейским алфавитом, линованная. Не отказывайся, возьми её… будешь записывать сюда свои сочинения и всё, что тебе только захочется.

С этими словами он сунул пакетик Сёго. Заслышав чьи-то шаги, Усимацу поспешно вышел из класса.

В конце коридора, у лестницы, ведущей на второй этаж, ученики бывали редко. В то время, как Усимацу наблюдал за порядком, в этом тихом уголке коридора уединились директор и Бумпэй; прислонившись к стене, они разговаривали.

— От кого же ты слышал про Сэгаву-куна? — допытывался директор.

— Просто невероятно, от кого, — засмеялся Бумпэй, — поистине удивительно…

— Не могу догадаться…

— Этот человек меня предупредил: поскольку речь идёт о чести, он просит никому не называть его имени. А я думаю, человек, который может стать депутатом, не будет бросать слова на ветер.

— Депутатом?

— Да, да.

— Неужели тот самый кандидат, который на днях прибыл с молодой женой?

— Он самый.

— В таком случае, он, вероятно, слышал всё это где-нибудь во время поездки по своему округу. Да, из дурного никогда ничего хорошего не выйдет, рано или поздно всё откроется. — Директор вздохнул. — Но я поражён! Мне и во сне не могло присниться, что Сэгава-кун — «этa»!

— Я тоже никак не ожидал.

— Посмотри на его наружность. Кожа, сложение — ничто не выдаёт низкого происхождения, не правда ли?

— Этим-то он всех и ввёл в заблуждение.

— И всё же я не понимаю! Глядя на него, никогда не подумаешь.

— Ничто так не обманчиво, как наружность. Ну, а его характер?

— Да и по характеру этого о нём не скажешь.

— А разве вы сами, господин директор, не находили странным его поведение, его разговоры? Присмотритесь внимательней к этому Сэгаве Усимацу и вы заметите, какой у него подозрительный взгляд.

— Подозрительность — ещё не доказательство, что он «этa».

— А вот послушайте. Сэгава-кун раньше жил в пансионе на улице Такадзё. Из этого пансиона выгнали одного богатого «этa»… И вот Сэгава-кун вдруг сразу же переезжает в Рэнгэдзи. Разве это не странно?

— Да, странновато.

— А его отношения с Иноко Рэнтаро? Разве помимо этого болезненного мыслителя мало писателей, которыми можно было бы увлечься? Сколько шума поднимает он вокруг всего, что пишет этот «этa». Он слишком пристрастен к нему, это вовсе не похоже на обычный читательский интерес.

— Это верно.

— Я ещё не говорил господину директору: недалеко от Коморо, в городке Йора, живёт мой дядя. На окраине этого городка есть речка Дзяхори, а за нею посёлок «этa». Так вот, по словам дяди, у всех жителей этого посёлка одинаковая фамилия: Сэгава.

— Неужели?

— Однако до сих пор жителей этого посёлка не зовут по фамилии. Ведь они всего-навсего «этa», так их и кличут просто по имени. Вероятно, до Мэйдзи у них вовсе не было фамилий. А когда они получили гражданские права, они всей деревней стали зваться Сэгава.