– Какой памятник? – наморщила лоб Вера. – О чем вы говорите?

– О самом мощном оружии, которым с нами поделился ваш муж, – ответил ей Вадим. – И его реально сделать до лета. Конечно, не ракеты, а что-нибудь попроще. В самом простом варианте это может быть минирование местности или бомбы.

– Заканчивайте свою работу, – предложил я. – Памятником займетесь завтра. На улице чудесная погода, а вы здесь душитесь. И табаком воняет, признавайтесь, кто курил?

– Курили еще до обеда и не мы, – отмахнулся Владимир. – Просто не проветрили, а у тебя нос, как у собаки. Вы можете бежать, а я здесь еще поработаю. Если успею закончить, завтра отдам в работу, а через пару дней попробуем испытать. За это время и химики управятся. Мы доложили наверх и получили команду все бросить и заниматься только этим. Попробуем, как все работает, а потом займемся рабочей конструкцией бомбы. Ты новости слышал?

– Новости слушает отец, – ответил я, – а мне их слушать недосуг. Все равно до утверждения императора ни о чем другом говорить не будут, только о соборе, а с ним никаких неожиданностей быть не должно.

Я все-таки их разогнал, и мы ушли все вместе. Перед этим Владимир убрал мои листы и свои чертежи в сейф и запер сначала свою комнату, а потом и выходную дверь. Я им предложил зайти к нам, но все отказались, даже Вадим, который обычно приглашениями не пренебрегал.

– Устал, – признался он. – С вашим появлением мы работаем на износ. У меня уже от твоих знаний мозги сворачиваются. Еще долго будешь печатать?

– С месяц, – ответил я. – У меня и потом будет кое-что вспоминаться, но только по тем вопросам, которые я вам уже дам или по каким-то второстепенным. Я ведь даю не все, что знаю, а то, что вспоминается. Иногда ваши вопросы помогают вспоминать то, что не пришло на ум при печати. Ладно, если не хотите заходить, не буду настаивать.

Мы попрощались и свернули к дому. В прихожей освободились от зимних вещей, я запер входную дверь и сходил на кухню. Кухарка приготовила ужин и убежала домой, и сейчас его ели родители и Ольга.

– Вас ждать не стали, – сказала мама. – Быстрее мойте руки и садитесь. Валя приготовила очень вкусный пудинг с изюмом. Затяните с ужином, все съедим сами, и вам останутся только блины со сметаной.

Мы проголодались и поспешили за стол.

– Что-то ты какой-то хмурый, – сказал я отцу, когда расправился с пудингом и сделал перерыв перед блинами. Что-то услышал в новостях?

– Услышал, – ответил он. – Сообщили, что прибыли все выборщики, кроме поляков. От них тоже есть, но не больше трети от того числа, которое для них выделено. Не к добру это.

– Я в прошлой жизни не любил поляков, – сказал я. – Считаешь, что они могут ударить в спину?

– А кто их любит! – сердито сказал он. – Сильный, красивый и способный ко всякому делу народ, но лучше бы они жили в Австралии. Они для нас были паршивыми соседями, а теперь такие же паршивые и неуживчивые подданные. Отдельные поляки могут быть замечательными людьми, но все вместе... Был у меня как-то откровенный разговор с одним из них. Вы, говорит, нас завоевали! То, что они сотни лет пытались отгрызать от Руси куски – это не в счет. Завоевали их! Да мы их подобрали, когда у них не было никакой государственности! Если бы не мы, их бы разделили между собой Австрия, Англия и Франция. Возможно, кусок отхватила бы Пруссия. Никаких польских земель тогда вообще не было бы, как не было бы и польской речи! Я ему об этом говорю, а до него не доходит, хоть вроде не дурак. Говорю, что ваши земли вошли в империю, но и она все тоже ваша! Вся от моря до моря, как когда-то мечтали ваши предки. Бесполезно!

– Надеюсь, за ними присмотрят, – неуверенно сказал я. – Если придется защищаться от тройственного союза на враждебной территории, будет плохо. И отпускать их тоже нельзя. В том мире отпустили, а потом не имели от них ничего, кроме расходов и неприятностей. Для поляков важны только поляки, всех прочих они за людей не считают. Хотя с немцами и англичанами могут прилично ужиться, это мы у них смертельные враги.

– Хватит за столом разговаривать о политике, – недовольно сказала мама. – Доедайте, и Ольга все уберет, а вы, если хотите продолжить, идите в гостиную. А императора выберут и без поляков!

Я не ждал неожиданностей от земского собора, и их на самом деле не случилось. Собравшиеся единодушно выбрали новым императором князя Владимира Андреевича Оболенского. Так у нас появился Владимир первый. У него была жена, два взрослых сына и дочь, так что сразу появились и императрица, и цесаревич, и великий князь. Дочь была уже замужем, поэтому осталась графиней. С коронацией не затягивали и провели ее в тот же день в Успенском соборе. На следующий день сообщили, что Совет Братства в полном составе вошел в Государственный совет империи, из которого было выведено девятнадцать членов. Председателем Государственного совета и председателем Совета министров стал князь Иван Павлович Шувалов, а новым канцлером – князь Борис Леонидович Вяземский. Апраксина оставили министром внутренних дел. Большинство министров сохранили свои посты, некоторых заменили. Большие изменения произошли в императорском Дворе, кроме того Зимний дворец переходил в ведение казны, а в Александровском, оставшимся за новой династией, заменили большую часть слуг. Надо полагать, что этим новшества не ограничились, но по радио больше ничего важного не передали. Прошло пять дней, и меня пригласили на первое испытание устройства объемного взрыва. Испытывать уехали по расчищенной дороге примерно на двадцать километров от лагеря в сторону Тюмени. Ехали на пяти легковых автомобилях и грузовике, который вез само устройство и охранявших нас солдат. Когда остановились, солдаты прокопали в снегу проход метров на сто в сторону от дороги. Потом по нему туда доставили металлический цилиндр, размером с небольшой бочонок. Последним, что сделали, это уложили в проходе провод.

– Плохо, что он лежит на земле, – сказал Владимир. – Часть жидкости при взрыве смешается со снегом.

– Сколько вторичных взрывателей? – спросил я.

– Пока только один, – ответил он. – Нам главное – это убедиться в том, что все сработает, а улучшать конструкцию будем потом. Разлет должен быть не слишком большим, поэтому я взял одну десятую секунды.

– Вы долго будете разговаривать, господа? – спросил кто-то из заводского начальства. – Надо бы начинать, а то уже замерзли.