– Хорошо, что вы зашли, Алексей! – сказал он, усаживая меня пить горячий чай. – Одному как-то тоскливо, особенно после сообщения.

– А почему вы так восприняли это известие? – спросил я. – Половина вашей жизни...

– Вы еще мальчишка, Алексей, – сказал он. – Берите малиновое варенье, меня им недавно угостили. У вас есть знания и опыт чужой жизни, но мозги и тело принадлежат юноше, и это оказывает свое влияние. Вы не всегда можете правильно использовать полученное богатство или делаете это уже задним числом. Может быть, для вас это и неплохо. Мудрый и предусмотрительный юнец – это ненормально. Таким нужно быть не в начале пути, а к концу. И у вас это будет, просто раньше, чем у других. Вот вы спрашиваете, почему я не радуюсь. А чему мне радоваться? Человек, знаете ли, очень противоречивое существо. Я мечтал сделать дело и вновь обрести свободу. А для чего мне она сейчас? Единственный сын давно умер, и я даже не знаю, где его могила. А могила моей жены здесь. Здесь и дом, в котором для меня знакомо все, и все связано с моей Ниной. Куда мне ехать и зачем? В Питер? Кому нужен воскресший из мертвых старик? Я даже нашим хозяевам уже не нужен, потому что голова соображает плохо, а скоро не будет соображать совсем. Что поделаешь, годы! Они меня, конечно, своим вниманием не оставят. Многие из членов Совета не чужды благодарности, к тому же я слишком много знаю. Я, Алексей, все чаще думаю, что самым для меня лучшим выходом было бы принять одно из моих изобретений. Быстро, безболезненно и никому никаких хлопот. Останавливает вера. Не хотелось бы, знаете ли, гореть в аду вместе с остальными самоубийцами. Вы видели, чтобы в городке многие радовались? Удовлетворение есть, а радости нет. И этому много причин. Нет, смерть детей императора если и повлияла, то несильно. Просто для нас всех сейчас настанут тяжелые времена, и их нужно будет пережить. И многих угнетает та цена, которую за это придется заплатить европейцам. Мы все делаем правильно. Гибель сотен тысяч жителей Лондона, Берлина и других крупных городов позволит избежать страшной войны с миллионными жертвами. Но это рассудок и математика, а у нас еще есть чувства. Ваша матушка плакала из-за смерти княжон? Вот видите! А там таких детей будут тысячи! И какое дело этим детям до нашей математики, если мы у них отнимаем жизнь? Никому из европейцев не нужна наша правота, потому что для каждого человека своя рубашка ближе к телу. И ведь потравленные будут не единственными жертвами! Выгоните в поле миллионы человек, да еще в условиях пусть и мягкой, но зимы. И большая часть транспорта и запасов тоже останется в залитых отравой городах. Конечно, отравы там будет не так уж и много, и многим смогут воспользоваться, если удастся навести порядок. А это будет ой как нелегко сделать! Это вражда на поколения. Вы пейте чай, а то остынет.

– Но вы ведь уедете вместе со всеми? – спросил я.

– А куда я денусь? – ответил он. – У меня готовят и убирают приходящие девушки, сам я теперь способен разве что заварить чай. Нет, один я здесь не останусь. Этот городок, Алексей, очень удобное место. В нем есть все для жизни, кроме свободы. Сейчас будут проводить чистки, в первую очередь в центральных губерниях. Кто-то дослужился до тюрьмы или до каторги, но будут и такие, которых посчитают полезными, но на время изолируют. Так вот городок – это идеальное место для такой изоляции. Но мне жить среди таких... Если не задушат, сдохну от одиночества, да и не позволят. Я сдружился с вашим отцом, поэтому куплю себе квартиру где-нибудь поблизости от вас. Не откажете от дома болтливому старику?

– Ну что вы такое говорите! – сказал я, встал из-за стола и обнял его за плечи.

Он прослезился, поэтому пришлось успокаивать и задержаться дольше, чем я рассчитывал. Когда я вернулся домой и вышел из прихожей в коридор, услышал доносившуюся из гостиной музыку и пение. Пел я с Верой песню «Мы желаем счастья вам». Бобину с записью мы отправили, поэтому это могло быть только радиопередачей. Я поспешил в гостиную и увидел у радиолы плачущую Веру.

– Почему ты плачешь? – сказал я, обняв прижавшуюся ко мне жену. – Надо не плакать, а радоваться!

– Я так радуюсь, – шмыгнув носом, ответила она. – Когда плачешь, легче переносятся и горе, и радость.

– Глупенькая! – сказал я. – Радость нужно не переносить, с ней нужно жить! Передали только эту песню?

– Не знаю, – ответила Вера. – Я только что включила и сразу на нее попала. Сказали, что передают запись новой пластинки «Алексей и Вера. С любовью к вам». Значит, как ты предложил, так и написали.

Посол Великобритании в Российской империи граф Малмсбери и так в последние дни был взвинчен до предела, а тут еще приезд главы российского департамента Форин Оффиса графа Чарлза Девона. Мало того что предстояло оправдываться и выслушивать нотации, так еще от мальчишки, которому не исполнилось тридцати лет!

– Я не принимаю ваших претензий, граф, – с раздражением сказал он гостю. – Мы здесь не у себя дома и проводили свои планы, опираясь не на сотрудников посольства, а на местную элиту и агентуру разведки. Большую помощь оказывали те, кто вели здесь торговлю наркотиками. И где все это теперь? Это Братство десятки лет работало под самым носом императора и его департамента полиции! Более того, как оказалось, этот департамент и был главной силой заговорщиков! За все это время мы от своей агентуры не получили даже намека на их существование. Недовольных в среде дворянства было много, но ни о какой организации речи не шло! Не верите мне, спросите у генерала.

– По моей линии об этом совершенно ничего не было, – подтвердил сидевший здесь же военный атташе генерал-майор Альфред Ламберт. – Потрясающий пример конспирации. Взять под контроль всю полицию империи, а потом обезопасить себя с ее помощью. Они могли давно убрать императора, но тянули до последнего. Видимо, опасались того, что не удержат власть.

– А что не так с агентурой? – спросил граф Девон.

– Ее почти не осталось, – ответил генерал. – Поскольку мы могли почти в открытую действовать через министерства и окружение императора, большой необходимости в секретных агентах не возникало, поэтому их никогда не было много. Этого добра было достаточно у Бенсона, но он пропал вместе со всем своим окружением. Скорее всего, их взяли русские.

– Почему вы так думаете? – спросил граф Девон.

– Это напрашивается само, – ответил генерал. – У Бенсона уцелел один молодой человек, которого перед переворотом отправили в Москву. Вернувшись, он не нашел в их конторе ни людей, ни бумаг и попытался разобраться. Как я уже сказал, у них было много агентов, которые наверняка интересуют Братство, поэтому этот Грин начал с их проверки. Понаблюдав за двумя квартирами, он заметил в них посторонних людей и убрался от греха подальше под наше крыло. Русская полиция при дознании не применяет пыток, но у нее есть свои достаточно убедительные методы. Если Бенсон или его люди попали в руки спецов третьего делопроизводства, они им все выложили. Мы, кстати, проверили склады с наркотиками. Они все под замком и охраняются солдатами. Моих людей завернули, не дав никаких объяснений. Закон о слабых наркотиках они отменили, но никаких официальных документов у поставщиков в Лондоне нет, мы это сразу проверили.

– Прошло целых две недели, а от вас было всего три донесения, – сердито сказал граф Девон, – и из них вообще трудно было понять, что здесь происходит!

– Нам надо было сначала разобраться самим, – пожал плечами посол. – Арестованы почти все, на кого мы опирались в своей работе, а немногие оставшиеся запуганы и мало что знают. Давайте я вам сейчас расскажу то, что удалось узнать, а потом зададите свои вопросы.

– Я не возражаю, – кивнул граф.

– Начну с убийства императора, – продолжил посол. – У меня нет никаких сомнений в том, что его спланировали и осуществили боевики Братства, а погибшие социал-демократы только послужили им прикрытием. О том, что собой представляет Братство, я говорить не буду: все это есть в моих отчетах. Сразу же после акции оказались изолированы все неудобные для заговорщиков фигуры, включая канцлера, некоторых министров и генералов, а так же все наши ставленники в органах управления. Оставшиеся на свободе министры полностью контролируются Советом Братства. Их поддержал Священный Синод, а Думу фактически разогнали, хотя обещали выплачивать депутатам половинное содержание.