— Иди сюда! Потолкуем… Негоже кричать. В помощники хочешь? Выучу… Все отвалы сковырнешь! Ковшом сподручней! Гляди-ко: слабинку выбрал, ковшик по уши забурился, теперь подняли, понесли, — рассуждал машинист, разворачивая кабину в сторону подъехавшего самосвала, — парень ты, вижу, самостоятельный, не свистулька, хошь и наговариваешь на себя. Я-то тоже не балованный…

— Не могу, — сказал Галкин. В кабине было тепло и угарно, земля плыла и качалась внизу, хотелось спать. — Я слово дал. Пока один человек в больнице, я должен вместо него в кузнице…

Машинист вздохнул, сожалея. В Галкине он не ошибся и отговаривать не хотел. Чужое слово он уважал, как свое собственное.

— Ну будь по-твоему, коли слову верен!

Выходило, что слово не держит его родная дочь. Не ожидал машинист от Наденьки такого…

— В гости приходи! — крикнул он Галкину на прощание.

Галкин кивнул. Потеряевы ему нравились.

Беспокоился папаша не зря. Наденька была единственным ребенком в семье, впечатлительным и нервным. Худенькую девушку на отвал с металлоломом и горячим шлаком остерегались брать, и чтобы не пропускать субботник, она предложила вымыть окна и освежить двери в кабинетах администрации. Техничкам было недосуг, за восемьдесят рублей в месяц они являлись на ночь глядя «помазать» шваброй полы. Окна в кабинетах были с тенетами и сообщали памятному дню серые краски, обкрадывая солнце. Не замечать этого могли только мужчины, коих было подавляющее большинство в кузнечном производстве.

Ведра с водой Наденьке галантно подносил сам начальник цеха, он же помог снять с подоконника горшок с вечнозеленой вишней. Оранжевые ягоды висели с зимы, дразня аппетит. Начальник сорвал горсть, намереваясь угостить девушку и не ведая, чем это может кончиться. Пришлось Наденьке его отговаривать. То был паслен перечный, непригодный в пищу. Переубеждала она между делом, начальник слушал, тоже не поднимая головы от бумаг. Его посылали в столицу с докладом, и до отлета остались один день и ночь, которые надо было использовать очень плотно, Наденьке показалось, что к здоровью своему начальник относится иронически и когда-нибудь, задумавшись, съест паслен. Наденька задвинула вишню подальше в угол и прикрыла занавеской.

Модерновые окна, во всю стену, придумали по курортному проекту. На море с такими хорошо, а здесь не очень.

«Одно окно осилит, — беспокоился, поглядывая на девушку, начальник, — и на больничный? Слабая очень…» Он хотел бы помочь ей, но не знал как. Не полезешь ведь на окно в виду всего завода? Отродясь не мыл стекол, разве что в собственном «Москвиче». Но почему-то стыдился сидеть за столом с бумагами, словно Наденька, лазившая по подоконнику, была ему живым укором. Не мог он от нее принять услуги, как принимал от других. Возможно, слишком хрупкой она казалась в сравнении с другими, а может, было в ней что-то такое, ради чего любой на его месте весь мир умыл бы, не то что окна.

«Жених, небось, есть, — с невольной завистью думал начальник. — Конечно, есть! Парней в кузнице много. Долго невеститься девчатам не дают! Тут не кондитерская фабрика…»

Он старался теперь не глядеть на девушку и лишь кивнул, когда она управилась с окном, раскрасневшись, и распрощалась с ним.

В соседней комнате был штаб субботника. Наденька и здесь произвела впечатление.

— Печеночница! — шепотом сказал специалист по кузнечным машинам, страдавший диабетом. — Вы обратили внимание на цвет ее кожи? Оттенок желтый… Билирубин не в норме. У меня бабка вот так же мучилась, — он скорбно замолчал. — Нашли кого прислать в штаб? Покрепче нету? Что если потребуется резерв… Кого пошлем в отвал?

Наденька взяла ведра, собираясь за водой, и выжидательно поглядела на специалистов. Разговоры разом стихли, все углубились в срочные дела, краем глаза оценивая билирубин, который с бабулей. Интересно, найдено ли против него противоядие, что пишут об этом в литературе? Неординарное мышление и нетрадиционные методы… На них ссылались теперь все медики мира. Но носить воду в ведрах — старо как мир. Для старших инженеров было бы унизительно в присутствии младших, а младшим — было дело принципа не уступать и не быть на побегушках. Специалист по термообработке с утра набегался трусцой по скверу и не восстановил еще силы. Субботник грозил выбить его из недельного цикла.

Наденька, переломившись пополам, притащила два ведра, и стала ворочать кадку с лимоном.

— Вам помочь? — деликатно вызвался старший технолог.

— Спасибо, я сама! — робко отозвалась Наденька. Среди инженеров она была впервые и очень стеснялась, что впрочем никак не отражалось на резвости ее маленьких рук. Она расхаживала по высокому карнизу за окном так, словно имела в запасе крылышки. Время шло. С отвала сообщили: нет обещанных грузовиков и землеройной техники, просили срочно помочь. Штаб разделил усилия: одни занялись землеройной техникой, другие — транспортом. Телефоны «Земстроя» упрямо отмалчивались. Зато в автоколонне откликнулись сразу. Положение было неясное. Шофера на месте, механика нет, уехал на дачу, по словам жены. Бензина для заправки тоже не имелось.

— Гиблое дело, — сказал специалист по кузнечному оборудованию. — Болото.

Инженеры вышли покурить, возмущенно переговариваясь. Досадно было, что штаб ничем помочь не может комсомольцам на отвале. Без машин и землеройной техники усилия их будут напрасны. Решили, пока суть да дело и телефоны в «Земстрое» молчат, сходить в буфет, заправиться.

Вернулись оживленные. Смутило обстоятельство: окон было три, а Наденька управилась лишь с одним. Субботник мог затянуться.

— Без обеда обходится, — удивился практик без образования, съевший от скуки две порции щей и три компота. — Деньги копит на приданое!