— Вы полетели в первый раз, — сказал Гаккелю инструктор Руднев. — Помните, это не самый опасный ваш полет. И если вы совершите много полетов, они тоже станут для вас сравнительно безопасными. Опасность подстерегает того, кому по неопытности кажется, что, поднявшись десяток раз без инструктора в воздух, он уже овладел мастерством. В критической ситуации такие люди чаще всего теряются и гибнут.

Гаккель вспомнил об этих словах очень скоро, 12 июля 1911 года он поднялся в воздух над Гатчинским аэродромом и вдруг почувствовал, что машина ему не подчиняется. Как будто бы совершенно незнакомый аппарат, хотя каждый болт, каждая гайка были им рассчитаны, Самолет совершал резкие, порывистые движения, то приближаясь к земле, то удаляясь от нее, и Гаккель никак не мог его выровнять. Он видел сверху, как летчики поднимают головы, замирая на месте. Наконец ему удалось сесть. Офицеры окружили машину.

— Вам потеха, а разбились бы — нам отвечать.

— Хотите аэропланы строить — стройте, но зачем же летать, коли не умеете?

— А если уж очень летать хочется, купите себе «фарман», «вуазен», «ньюпор» или еще какой-нибудь проверенный аэроплан. А то на собственной самоделке решили удивить всех.

Гаккель, не обращая внимания на обидные реплики, внимательно осматривал самолет. Он понимал волнение летчиков. Другое интересовало его: почему же машина так плохо вела себя? И вдруг увидел: крылья перекошены из-за неверной регулировки. Он сразу достал инструмент. Несколько быстрых движений — все стало на место.

— Я, может быть, и не очень хороший пилот, — сказал Яков Модестович офицерам, — но доказать, что стоит моя самоделка, могу. Во всяком случае, она не хуже тех, что вы здесь перечислили.

Он спокойно поднялся в воздух, сделал несколько кругов над аэродромом и уверенно сел.

— Да, аппарат… неплохой. Позвольте-ка я на нем круг сделаю.

— И я, и я…

Летчики стали по очереди подниматься в воздух. Машина в опытных руках вела себя превосходно, Гаккель с восторгом наблюдал за полетами. Внезапно он услышал робкий голос.

— Позвольте и мне.

Яков Модестович обернулся. Возле него стоял коренастый человек в форме поручика. Что было совершенно удивительно — это пенсне на его носу.

— Пожалуйста, — машинально ответил Гаккель и, отойдя в сторону, шепотом спросил: — Кто это?

— Поручик Глеб Васильевич Алехнович, — был ответ. — Мы его Глебушкой зовем. Небо любит до безумия. Но, увы, несчастье — близорукость. А ведь хорошее зрение для пилота — первое дело. Из-за этого его и в Севастопольскую авиационную школу не приняли, и в нашей Гатчинской офицерской воздухоплавательной тоже отказ последовал. Еле-еле упросил, чтоб разрешили брать его с собой как пассажира наблюдателем для разведки с воздуха. Но это бывает редко, а в остальное время он на аэродроме. Рвется в небо, а небо для него закрыто.

— Но машину-то он, надеюсь, не поломает?

— Как знать… — Собеседник пожал плечами. — К ручке управления Алехновичу строго-настрого запрещено прикасаться. Может быть, пригляделся кое к чему.

С тревожным чувством наблюдал Яков Модестович за тем, как разбегается, поднимается в небо пилотируемый Алехновичем самолет — результат многих месяцев упорного и тяжелого труда. Машина тем временем начала выписывать восьмерки.

— Одна, другая, третья, — услышал Яков Модестович. — Смотрите, пять восьмерок описал! На пятьдесят метров поднялся и выше идет. Еще бы приземлиться ему на площадке размером не более пятидесяти квадратных метров — и всю программу экзамена на звание летчика выполнит. Когда же он это так научиться успел?

Самолет опустился, пробежав по земле совсем немного. Гаккель подошел к вылезшему из кабины летчику.

— Да вы же прирожденный воздухоплаватель! Мне очень понравился ваш полет.

— А мне — ваша машина.

— Хотите быть ее постоянным пилотом? Я нуждаюсь в таком человеке.

— Хочу, — не смея верить своему счастью, прошептал Алехнович.

…Снова подъем, восьмерки, плавная посадка… Не только Гаккель восхитился полетом Алехновича. Опытные пилоты качали головами и говорили: «Нельзя, чтоб такой талант пропадал».

Через три дня после первого полета Алехновича 16 июля 1911 года на поле Гатчинского аэродрома прибыла специальная комиссия Всероссийского аэроклуба. Алехнович блеснул мастерством.

— Поздравляю вас с пилотским дипломом, — сказал председатель комиссии, когда машина опустилась на землю.

Вечером на даче Гаккеля отмечали это событие: пели песни, пили шампанское, провозглашали тосты за будущие успехи. Улучив момент, Яков Модестович отвел Алехновича в сторону.

— Через месяц в Царском Селе большая авиационная выставка и соревнования. В их программу входит междугородный перелет: Царское Село — Красное Село — Царское Село. Полетите?

— Это очень важно?

— Исключительно. Насколько я знаю, вы один — если возьметесь, полетите на самолете отечественной конструкции. Все «короли воздуха» — Ефимов, Агафонов, другие — поднимутся на «иностранцах»: «фармане», «блерио» и так далее. А состязания весьма серьезные. Будут военные, промышленники, то есть люди, от которых зависит, быть или не быть отечественной авиации; продолжать по-прежнему ввозить машины из-за границы или же поддержать меня и других энтузиастов, отнестись к нам серьезно, поверить в нас. Ну, так как?