СанСаныч с волнением вглядывался в незнакомый красочный ландшафт, скорее даже сказочный, разворачивающийся за грязным окном вагона. То, что это уже именно тот Китай, который СанСаныч представлял себе по старым почтовым открыткам, книжным акварельным рисункам китайских живописцев, и редким, когда-то, кадрам советской кинохроники, не вызывало сомнения. Это Китай! Государство могущественных Мандаринов, потом Маоистское братское, потом недружественное — воинствующее, а теперь вот снова дружественное. Парадоксы истории! Или закономерности? СанСаныч не знал. Наверное, всё это вместе, решил для себя. Но ощущение настороженности, недоверия и страха в себе заметил. Чужое государство! Заграница!.. Он уже за границей!

Поверить было трудно. Ещё вчера он был у себя дома — сегодня уже, чёрт знает где. Как всё может быстро измениться в жизни… Вот что значит перестройка!..

Поезд равнодушно отстукивал колёсами на стыках, как подтверждая: да-да-да!.. в Ки-тае, в Ки-тае!.. Тревогой слегка сжало сердце, не оставляло ощущение трудно объяснимого страха… И за каким чёртом я сюда поехал?.. — запоздало мелькнул вопрос. СанСаныч тяжело вздохнул, непроизвольно отодвинулся от окна, глянул на своих спутников. Те вели себя подчеркнуто спокойно, курили, громко разговаривали, как это обычно бывает после долгого тревожного ожидания… или наоборот, перед дальней и трудной дорогой. Но явной тревоги, или страха на лицах не было. От этого наблюдения СанСаныч чуть успокоился, даже расслабился, и вновь повернулся к окну. Окно манило, притягивало. Очень всё интересно было там, за окном.

И земля, отметил, в пример нам ухожена, вся-вся, везде-везде; и множество фанзочек с характерными загнутыми кверху концами крыш картинно выстроились, красочно и раскрашены; и люди вдалеке, точь в точь они — китайцы, кто на велосипедах, кто на мотороллерах, кто пешком, но не с пустыми руками, а что-то несут на коромыслах, на головах, на спинах: везут груды, горы, какой-то объёмной поклажи; и телеги сразу видно не наши, а точно китайские, с огромными колёсами… в два-три раза выше себя нагружены… и не лошади тянут, а быки какие-то… это буйволы! — вспомнил СанСаныч. Интересно! И автомашины… Много машин. Все, в основном, наши, советские, только очень старых моделей… Ещё те — довоенные, и послевоенные: «ЗиСы», «Газ-69А», «Мазы» пятисотые, — без гидроусилителя руля! Какая древность! — пожалев водителей, ужаснулся Сан Саныч. Но на сердце стало теплее, машины-то наши, советские, нигде уже таких нет, а здесь сохранились, больше того, даже работают. Ещё как работают, восхитился он, глядя на машины загруженные где в два объёма, где и в три… Так-то!

Поезд резко затормозил.

— Дайте мне свои паспорта, — в мгновенье подобравшись, суровым, почти бесцветным голосом потребовал китайский «брат» Юра. — Приехали! — и, заметно волнуясь, строго предупредил. — Вы — ни слова, говорю — я.

— А что такое? — испуганно вздрогнул СанСаныч.

— Да тут Борис, — нехотя сообщил Юрий. — В прошлый раз, права попытался качать…

Борис на это зло хмыкнул и отвернулся.

— Надо было мне им тогда…

— Ладно, тебе, надо было!.. — передразнил брат-Юра, прислушался, севшим голосом сообщил. — Идут! Всё, тихо… Я сам!

Глядя на закрытые двери купе, интуристы замерли. Шум, между тем, в коридоре нарастал.

Гремели чьи-то тяжёлые шаги, бухали, бесцеремонно закрываясь и открываясь где-то двери… глухо доносилась чья-то отрывистая речь, то ли вопросы, то ли команды… звуки все были гортанными, горловыми… Наконец основной шум приблизился… оборвался. Резко открылась дверь. На пороге возник молодой офицер или рядовой, может и генерал, с колким взглядом тёмных глаз, со злым выражением лица, сжатыми губами, и сардонической ухмылкой. Не мигая, прищурившись, словно держа на прицеле, в упор смотрел он, то на Бориса, то на СанСаныча. «Брат» Юра был от него сбоку, на периферии зрения. Потом взгляд его переместился и на третьего пассажира. Брови тут же взлетели вверх, выражение лица мгновенно стало другим — удивлённо-вопрошающим… Исказилось гримасой злой ненависти… В «брата» Юру полетела тирада китайских непонятных слов, по интонации резко оскорбительных, ругательных. В тесном купе сильно запахло чесноком и ещё чем-то, незнакомым, кислым… Завязался их диалог. Причём, диалог нападающего и обороняющегося. Заслышав в купе вспыхнувшую перебранку, подошли ещё двое таких же китайских пограничников, как и первый, все расстёгнутые, раскрасневшиеся. Один толстый, почти круглый, лицо в прыщах… Эти двое, сходу, в том же тоне перекрикивая друг друга, вступили в крик-перебранку с братом-Юрой.

«Брат» Юра отвечал, как огрызался, коротко, тоже зло, размахивая руками, тыча паспортами то в Бориса, то в СанСаныча… то свой показывая, китайский. Борис с Сан Санычем сжавшись, сидели молча, сохраняя вроде бы спокойное выражение лица… Китайские пограничники изредка бросали на них взгляды голодных хищников.

Наконец, главный из них, что-то резкое сказав, ткнул пальцами в сумку Бориса.

— Открой, — пряча глаза, перевёл брат-Юра.

Борис подчёркнуто лениво потянулся, достал сумку, поставил её на стол, медленно потянул язычок замка. Пограничник не выдержал, подскочил, отбросил его руку, рванул зиппер… Сумка раскрылась. Пограничник рукой, как поварёшкой, крутанул внутри сумки, вывернул содержимое на стол… На пол посыпались, запрыгали там, раскатываясь, бритвенные принадлежности, полотенце, носки… Рука пограничника, между тем, выудила две высокие коньячные бутылки в подарочной упаковке, четыре банки красной икры… шоколад… Резко толкнув всё это на стол, он снова набросился на Юру.

— Что им надо? — осторожно качнувшись к Борису, тихо спросил СанСаныч.

— А хрен их знает… Деньги, наверное. — Сохраняя на лице маску спокойствия, сквозь зубы, зло процедил Борис.

В это время, те, двое подошедших пограничников, получив видимо команду, резко втиснулись в купе, и быстро разобрали по рукам и коньяк, и икру. Старший, к тому же, заметил кое-как притороченные в нише, над входом, оленьи рога… резко махнул и в ту сторону рукой…

— Это сувенир, — Борис дёрнулся было, и остановился, под напряжённым взглядом брата-Юры.

Старший пограничного наряда Бориса проигнорировал. А толстый, ловко выхватил рога из ниши… Даже шутливо боднул вроде туристов, игриво промычав: «М-у-у-у, рюсски!» В это время старший, всё с тем же злым выражением лица, небрежным движением руки, ставил круглый оттиск своей печати на маленьких въездных листках каждого из гостей. Небрежно бросив последний листок на колени «брата» Юры, дёрнув за собой дверь, так же резко вышел.

— Ну, бля!.. — шумно выдохнул Борис, когда дверь с треском за ними закрылась.