Шрифт:
В большой приёмной первого секретаря Крайкома КПСС, пожилая, опрятно одетая и аккуратно причёсанная женщина, его помощник, внутренне замерев, ждала команду хозяина. Она работает с ним уже давно. Знает характер, привычки и наклонности своего руководителя. Свободно ориентируется в его настроении, распорядке, любимых его блюдах. С секундной заминкой, на память, может назвать все или почти все фамилии, имена, отчества, номера служебных и домашних телефонов секретарей, ответственных работников исполкома, руководителей ведущих предприятий, начальников военного округа, управления торговли, здравоохранения… Знает все или почти все их положительные и отрицательные стороны.
У неё очень много нужной, полезной, и просто необходимой для него информации. За долгие годы совместной работы рядом с ним, первым партийным руководителем края, она много знает о партийных и хозяйственных его делах, проблемах и нуждах края. Всегда переживала за него, когда он уезжал в командировку, как в Москву, так и по краю. Она только тогда себя хорошо и спокойно чувствовала, когда он был здесь, рядом с ней. Вернее, когда могла быть рядом с ним, и когда могла быть в любую минуту ему полезной. Он тоже знал о ней практически всё. Позволял, как маме или няньке, по мелочам, ухаживать иногда за собой: пиджак на себе поправить, туфли щёткой почистить, рубашки иной раз погладить, когда не было времени домой съездить, галстуки подобрать. С документами и делопроизводством у неё всегда был абсолютный порядок, всегда всё на месте, всё аккуратно и без ошибок, всегда всё подготовлено, всегда всё вовремя. Он ценил её за это и уважал. Сам секретарь, всегда рано приезжал на работу и поздно уезжал. Она приезжала раньше него и уезжала всегда только после, за ним.
Когда он был в командировке, она ночевала здесь же на работе, а вдруг ему «там» что понадобиться. Так уж повелось. Да и другого, здесь, в Крайкоме, просто быть не могло. Она всегда была для него самым верным и надёжным помощником. Между ними всегда всё было в рамках приличия. Всё в рамках материнской заботы и необходимой уважительной дистанции с её стороны.
Видя сейчас всю эту смутно-горластую, грубо-неуважительную и, страшно сказать (прямо там, внизу под окном Крайкома партии! Ужас!!), явно революционную ситуацию; читая всю эту, с позволения сказать, демократическую прессу; слушая обличительные телевизионные репортажи она теперь страшно терялась в своих оценках и переживала за будущее. Своё будущее её интересовало, конечно, меньше всего. Впервые, за многие, многие годы, она не видела — завтра. И это было страшно!.. В этом мире рушилось всё, и терялась, исчезала её главная жизненная опора. Падал основной её жизненный стержень, скрепляющий, объединяющий, дающий ей силу, веру, мощь — Партия. Та партия, которая была всегда и для всех незыблемой, как могучий Колосс. Этот могучий, незыблемый колосс рушился, сегодня, сейчас, здесь, прямо на её глазах. И даже её умный, всесильный, всезнающий Человек-Бог — единственный, кого она беспредельно ценила и уважала, Первый секретарь Крайкома партии, ничего не мог поделать. «Вчера» этого представить было просто не возможно.
Затаив дыхание, она чутко вслушивалась в абсолютную тишину кабинета первого секретаря Крайкома партии.
В углу приёмной гулко пробили время кабинетные часы. Сегодня их тихий, ровный и спокойный ход не подчёркивали незыблемость и величие времени, величие и могущество самой приёмной, как всей страны, скорее наоборот, раздражали вычурностью и громким нахальным боем.
Маленькое её профессиональное ухищрение — не плотно прикрытая дверь двойного тамбура, отделявшего приёмную от кабинета, позволили Агнессе Николаевне, как обычно, вовремя уловить еле заметный приглушенный шорох у него там, за дверью. Через секунду она молча возникла на пороге его кабинета.
Валерий Иванович задумчиво сцепив руки за спиной, стоял у окна. Расправив плечи, приподняв подбородок, внимательно смотрел вниз, на площадь. На лице, она его видела в полупрофиль застыла холодная маска-улыбка. Крайняя степень озабоченности и собранности, перевела для себя Агнесса Николаевна. О, ещё только вчера, она легко решила бы эту проблему — от весёлого лёгкого анекдота, вплоть, до вызова врача из спецполиклиники. Оля, Оленька, молодая красавица доктор, всякий раз, одним только своим присутствием, ставила Валерия Ивановича на ноги. Агнесса Николаевна это заприметила, и применяла этот не хитрый метод во всех крайних случаях. Но не сейчас. Сегодня — другое.
— Аня, — чуть повернув к ней голову, не поднимая глаз, позвал он. С первого дня её работы, когда они были одни, он звал её только так. Ей это очень нравилось, потому что звучало тепло, доверительно и по-домашнему. — Собери всех наших — ты знаешь, — через час.
— Хорошо, Валерий Иванович. — Ответила она. Сдерживая беспокойство спросила. — Вам нездоровится?
— Нет, нет, всё в порядке. Сердце что-то чуть-чуть придавило… Нервы, наверное. Да ничего серьёзного, Аня, не беспокойся. Иди… собирай людей.
— Хорошо, Валерий Николаевич, я сейчас. — Выдохнула Агнесса Николаевна, бесшумно прикрывая за собой двери.
Дальше она, как всегда, быстро выполнила ряд своих обычных, уже привычных профессиональных действий — оперативно нашла и соединилась со всеми нужными Валерию Ивановичу людьми. Несколько телефонных аппаратов и спецсвязь это обеспечивали. Своим чуть стальным, с лёгкой хрипотцой голосом, который знали все её абоненты в крае, Агнесса Николаевна вежливо, но абсолютно непререкаемо передала просьбу Валерия Ивановича к неукоснительному её исполнению. И тут же, заботливо внесла горячий и крепкий чай с сахаром, и настойкой лимонника в кабинет — для профилактики.
Валерий Иванович, свободно откинувшись на спинку кресла, сидел уже за своим рабочим столом. Сцепив руки за головой, прикрыв глаза, закрытым ртом напевал, вернее сказать — мычал свою любимую песню: «Не кочегары мы не плотники, да… Но сожалений горьких нет, как нет…»
Напевает, значит, занят, мешать нельзя, отметила она. Поставив чашку с блюдцем на приставной столик, так же молча и бесшумно вышла. Прикрыв двери, оглядела себя в зеркало, поправила причёску, чуть подправила губной помадой овал губ — приготовилась встречать приглашённых.