— Вам обоим срочное задание.

Мы переглянулись. Ничего себе встреча Нового года!

— Бегите, почистите перышки и не позднее половины двенадцатого — сюда…

Смотрим выжидающе: что дальше? А дальше, оказывается, проще простого — новогодний вечер.

— Вы теперь наши, с нами вам и Новый год встречать - такая уж традиция. Ну, живо, живо, чего ждете!

О том, чтобы попасть в баню, нечего было и мечтать. Мы ринулись домой, развели огонь в печке, стали таскать воду. Включили в дело и Кимку: он с грохотом приволок от соседей невиданных размеров жестяное корыто для купания слонов в домашних условиях. Продраились на славу все трое. И вот, чистый, распаренный, благодушный, в свежем белье, лежа на нарах с задранными к потолку ногами и шутливо пикируясь с Кимкой насчет скорой демобилизации безродного Фронта, я вдруг вспомнил про Седого-боевого.

Какое все-таки свинство! Да, да, дел по горло. Но неужели нельзя было выкроить хотя бы двадцать минут?

Спрыгнул с нар, стал наворачивать портянки. Арвид уставился на меня сверху:

— Куда?

— В госпиталь.

Он тоже стал обуваться.

— А ты куда?

Ответ я знал заранее.

— Пойду, закажу разговор на завтра.— И добавил, сак бы оправдываясь:— Надо ведь поздравить…

Окна госпиталя дрожали в такт не слишком слаженным, зато мощным звукам духового оркестра.

Отсутствует верх страницы, ГГ пробирается к палате.

— Капитан Григорэв? — спросил с сильным кавказским акцентом чернявый парень с поднятой к потолку на блоке ногой, похожей на свежепобеленную дорожную тумбу.— Пэрэвэли в палату «Буд здоров».

— Ну-у?

Значит, дела у Седого-боевого пошли на поправку!

Прикрыл дверь палаты и… столкнулся носом к носу с подполковником Курановым. Везет же мне на него!

— Здравия желаю!

— Идемте со мной, лейтенант.

Лицо строгое, губы сжаты. Нотации читать?

— Мне надо в «БЗ».

— Не ходите сейчас. У него жена.

— Приехала?— обрадовался я и за нее, и за Седого-боевого.

— Точнее — переехала.

У Куранова был недовольный вид, но теперь это уже не могло меня обмануть.

— Ох, товарищ подполковник! Вы, Да?

Он насупился:

— Что значит — я? В госпитале уже в течение двух месяцев отсутствует начальник лаборатории. Ответственнейший участок, а там хаос… Пойдемте, мне надо по смотреть вашу ногу.

— Зачем?

— Я видел, как вы шли через двор. Что-то сильно хромаете. Должно проходить, а у вас наоборот…

Он долго мял пальцами розовую припухлость над раной, потом постучал кулаком в стену, и из соседней комнаты появился подполковник Полтавский.

— А, моя милиция меня бережет!— его добродушные глаза улыбались за толстыми стеклами очков.

Они поколдовали над ногой, обменялись непонятными для меня латинскими терминами. Потом Куранов сказал, по своему обыкновению очень строго, словно выговаривая за что-то:

— У вас воспаление. Будете ежедневно ходить на лечение. Обождите, сейчас принесу вам временный пропуск.

Он вышел.

— Поможет?— спросил я Бориса Семеновича.

– Новое средство. Весьма эффективное. Вам по везло-пока еще оно имеется только в нашем госпитале.

— Ваше собственное изобретение?— я с трудом натягивал сапог.

Он утвердительно кивнул.

— Во всяком случае, мы — основной испытательный, полигон… Только, пожалуйста,— никому!— Это строго секретно.

— Лекарство?!

— Лекарство! Враги интересуются всем…

В этот момент вернулся Куранов с пропуском.

— Берите. Не нужно будет каждый раз обманывать часовых.

Я поблагодарил чисто механически. Совсем другим была занята голова.

Неужели я разгадал, что имел в виду Глеб Максимович, когда вскользь упомянул о липучке — сладкой клейкой бумаге для приманивания и уничтожения мух?

На улице ветер. Через дорогу, извиваясь, ползут торопливые снежные змейки. Начинается метель, самая подходящая погодка для Нового года. Я отвернул голову, чтобы снег не бил в лицо, и пошел на таран.

— Виктор! Подождите, Виктор!

Через дорогу а мою сторону движется что-то большое и лохматое. Адвокат Арсеньев!

— Вы же в больнице, Евгений Ильич!

— Был, был!— Старик явно обрадован встрече — и мне тоже приятно.— Я кое-как переношу свою болезнь, но переносить еще и докторов - это уж слишком…

— Нет, я не сбежал, милый Виктор. Меня просто отпустили. Умирающий друг-против такого аргумента не устоит ни один врач.

— Друг?!

— Друг.— Арсеньев отстранился, словно не веря.— Разве вы больше не в отделении?