Мы увидели, как миф о присущей местному населению трудовой этике столетиями использовался для оправдания эксплуатации. К счастью, возможностей для этого становится меньше. Китайские рабочие учатся отстаивать свои права. Однако предрассудки, пусть и в смягченном виде, все еще остаются. Один ученый муж из правых заявил мне как-то, что отказ в британском гражданстве жителям Гонконга после передачи колонии Пекину в 1997 году был огромной ошибкой. Он объяснил, что Великобритании следовало переселить в Ливерпуль все трудолюбивое население Гонконга, обменяв на них ленивых обитателей Мерсисайда. «Мы, таким образом, получили бы граждан с высокой трудовой моралью, а те, кто клянчит социальные пособия, смогли бы попытать счастья с коммунистической партией», — провозгласил он, придя в восторг от собственной идеи в духе Свифта. Он и не догадывался, что высказал слегка осовремененную версию фантазий сэра Фрэнсиса Гальтона на тему заселения Африки усердными китайцами и вытеснения ими ленивых и «праздных» коренных обитателей.

Если на Западе все еще живы викторианские предрассудки, то в современном Китае не исчез дух маоистского догматизма в отношении к работе. Как и в 1950-х, суд по-прежнему может приговаривать диссидентов к «исправлению трудом». В 2008 году именно к такому наказанию приговорили Лю Шаокуня, учителя, добивавшегося справедливого суда над виновниками гибели детей, оказавшихся во время сычуаньского землетрясения под обломками некачественно построенного здания, стены которого сравнивали с соевым сыром тофу. И поныне существует система секретных лагерей, известных под названием «лаогай», в которых диссидентов заставляют работать, производя дешевые товары на экспорт. Работа все еще используется в Китае в виде наказания, как форма идейного перевоспитания.

Невозможно, конечно, отрицать, что китайцы часто изнуряют себя работой до полного изнеможения. Тем не менее мы чересчур долго без всяких сомнений связывали такое поведение с особого рода ментальностью кули. В большинстве же случаев китайцы не щадят себя в труде, чтобы преодолеть нищету и неуверенность в завтрашнем дне. Они не являются ни бездумными автоматами, ни послушными рабами. Они рационально просчитывают, когда надо и когда не надо работать. Не представляют они собой и племя железных людей, демонстрирующих поразительную выносливость и самопожертвование ради процветания Отчизны, как, преследуя собственные цели, провозглашал некогда Председатель Мао. Не существует китайцев, мечтающих о том, чтобы до смерти заморить себя работой. Оказывается, в том, что касается условий работы и производительности труда — этого решающего фактора в достижении будущего процветания, — не нам предстоит догонять Китай, а совсем наоборот.

Банкетный зал «Дорчестер» переполняла толпа из воротил бизнеса, банкиров и политиков. Среди присутствующих находился Лю Сяомин, посол Китая в Великобритании. Здесь же был и его американский коллега, Луис Сусман. Банкет в прославленном «Парк-Лейн» отеле был посвящен празднованию китайского Нового 2011 года; присутствующим мужчинам по протоколу предписывалось явиться в смокинге и черном галстуке-бабочке. Принимающей стороной был клуб «Группа 48», организация, основной задачей которой является развитие торговых связей между Великобританией и Китаем. На подиум поднялся председатель «Группы 48» Стивен Перри. Он явился сюда, чтобы вознести хвалу китайской экономике. С этой задачей он справился блестяще. Перри рассказал аудитории, что лидеры страны демонстрируют глубочайшую мудрость в управлении экономикой. Ее народ является самым трудолюбивым на планете. Перри произносил панегирик экономике Китая с такой энергией, что, казалось, его восхваления рикошетом отскакивали от зеркальных стен роскошно убранного зала. Но затем голос его упал и лицо приобрело грустное выражение. «Сейчас, — произнес он, — мы вступаем в эру лидерства Китая». Все присутствующие закивали головами. Каждый знал, что сказанное было правдой. Китайцы теперь оказались в авангарде капитализма.

Какие удивительные перемены случились за прошедший век! Сто лет тому назад китайцев считали никуда не годными предпринимателями. В 1915 году отец-основатель социологии Макс Вебер выступил с утверждением, что «мировоззрение китайцев», под которым он подразумевал присущее китайской культуре уважение к учености и бюрократии, не может служить подходящей почвой для зарождения «рационального капиталистического предпринимательства». Грубо говоря, для китайцев гораздо важнее было занять позицию в чиновничьей иерархии, нежели начать свое дело. Их ум не был направлен на поиски путей развития, заимствование новых технологий, открытие новых нестандартных подходов. В этом, конечно же, есть смысл. Как еще объяснить тот факт, что на пороге XX века, в то время как Запад покорял новые высоты в промышленности и торговле, Китай оставался империей, населенной нищими крестьянами? Причину явно надо было искать в традиционной культуре этой страны.

Указывая на культуру в качестве причины отсталости Китая, Вебер развивает достаточно старую теорию. Еще в XVIII веке шотландский философ Дэвид Юм, никогда в отличие от своего современника Вольтера не принадлежавший к разряду синофилов, называл присущую Китаю однородность («обширная страна, изъясняющаяся на одном языке, управляемая по единому закону и придерживающаяся одинаковых обычаев») причиной, по которой страна оказалась неспособной к научным достижениям, сравнимым с европейскими. Юм высказал гипотезу, что в Китае «ни у кого не хватало смелости противопоставить свои идеи общепринятым. Потомкам недоставало отваги, чтобы оспаривать унаследованные от предков догмы».

В наши дни теория Вебера о враждебности китайской культуры капитализму и прогрессу, когда-то казавшаяся столь очевидно верной, оказалась перевернута с ног на голову. Теперь можно часто услышать рассуждения наших ученых и политиков о том, что конфуцианские ценности, такие как преданность семье, благоговение перед образованностью, врожденное чувство личной ответственности, являются неоценимой поддержкой для китайских предпринимателей, помогая им, как вы уже догадались, находить новые пути развития, заимствовать новые технологии и открывать новые нестандартные подходы. Мы полагаем, что именно этими ценностями объясняется поразительный успех в делах китайских торговых общин Южной Азии, от Таиланда до Сингапура. Эти ценности лежат в основе динамичной коммерческой жизни Гонконга. Ими же, несомненно, объясняется внушительный рост экономики материкового Китая. Причины процветания, по-видимому, следует искать в особенностях национальной культуры.

Действительно, в наши дни о китайцах часто отзываются как о капиталистах более успешных, нежели мы сами, когда-то так над ними насмехавшиеся. Бизнес-специалисты пишут теперь статьи и книги, призывающие Запад учиться динамизму у китайских предпринимателей. Политикам тоже есть чему поучиться. По мнению Стивена Роуча, в прошлом возглавлявшего азиатское отделение гигантской банковской уолл-стритовской корпорации «Морган Стэнли», Китай обязан своим успехом умению его руководителей планировать на долгосрочную перспективу. «Китай скроен по модели, очень отличающейся от экономики развитых стран Запада, — утверждает он. — Заинтересованный в долговременной стабильности, он с легкостью идет на краткосрочные задержки в росте производства, коль скоро это способствует поддержанию общей стратегии развития экономики». Не есть ли в этом одно из проявлений «терпеливости Азии»?