Впрочем, их суеверия не ограничивались страхом перед кенангом. Мне было сказано, что я ни в коем случае не должна брать в руки и даже смотреть на кукол, особенно на тех, у которых закрываются глаза. Если я не послушаюсь, мой ребенок может родиться слепым, глухим или немым. Для иллюстрации Мак рассказала мне историю нашей прачки Зах: младший сын той родился слепым и глухим, и все потому, что она взяла в руки куклу.

Позже я подробно расспросила Зах об этой трагедии и выяснила, что в самом начале ее беременности в их деревне произошла вспышка коревой краснухи, и Зах тоже заразилась, чем, конечно, и объяснялась несчастье с ее сыном. О вакцинации против этой болезни в Тренгану даже не слыхали, а кроме того, большинство правоверных мусульман считают, что болезни посылаются Аллахом, и отказываются делать любые прививки.

На седьмом месяце моей беременности Мак настояла, чтобы я совершила традиционный ритуал омовения, призванный облегчить роды и отогнать от матери и ребенка злых духов. В наш дом привели старую деревенскую повитуху, которая осмотрела мой выпирающий живот, потом тщательно ощупала его, многозначительно помычала и наконец объявила, что ребенок расположен в утробе неправильно и что ей придется его перевернуть. Если первую часть процедуры я неохотно, но все-таки вытерпела, то тут решительно воспротивилась и твердо стояла на своем, несмотря на уговоры свекрови и ее сестер. Риск проткнуть плаценту или повредить ребенку показался мне слишком высокой платой за удовольствие, которое доставило бы мое согласие дамам из королевской семьи.

Этот отказ не добавил мне популярности, но тем не менее ритуал продолжался. Последняя его часть показалась мне вполне безопасной. Повитуха и еще одна женщина помолились над ведром воды, подули в него и побросали туда четвертинки лаймов. Я разделась до саронга и, стоя в ванной, повторяла вслух строчки из Корана, а они в это время с ног до головы обливали меня святой водой. Когда омовение закончилось, Мак щедро раздала милостыню нуждающимся, что должно было еще вернее обеспечить легкие роды и здоровье будущему ребенку.

Мне нелегко было самостоятельно оценивать течение собственной беременности и готовиться к родам. Я прочитала все книги на эту тему, которые смогла заказать в Австралии и в Англии. Самым бесценным источником информации стали для меня книга Пенелопы Лич и специальное видео для беременных, полученное из США. Разумеется, в Тренгану не было никаких специальных занятий и курсов для будущих матерей, а доктора и родственницы крайне скупо делились со мной сведениями о самом процессе родов. Но я старательно проделывала на полу все упражнения, описание которых обнаружила в книгах.

Я чувствовала себя очень одиноко в этой палате. Время от времени ко мне заглядывали сестры, изредка заходил доктор, но все-таки большую часть времени я оставалась наедине со своими мыслями. Врачи и сестры, кажется, не особенно мне сочувствовали, потому что я упорно отказывалась от предлагаемых ими инъекций петидина, который, как я знала, проникает через плаценту и впоследствии влияет на способность ребенка сосать молоко, и окситоцина, при помощи которого они хотели ускорить роды. Одна пара сестер почему-то особенно хотела уложить меня на спину. Я пыталась объяснить им, что сидя мне легче переносить боль, но они продолжали силой опрокидывать меня на спину, после чего меня тут же начинало рвать, и я с трудом снова принимала сидячее положение, хорошо понимая при этом, как чувствуют себя выброшенные на берег киты. Я и выглядела в это время примерно как кит: за два дня до родов мой вес при росте сто шестьдесят сантиметров равнялся семидесяти шести килограммам, в то время как до беременности он едва достигал пятидесяти.

Схватки продолжались уже больше тридцати часов, и я начала мечтать о том, чтобы попрыгать на батуте или побегать трусцой, для того чтобы как-то ускорить процесс. Я знала, что с ребенком все в порядке и у него здоровое сердцебиение, но все это становилось уже немного смешным. К тому же я чувствовала, что мое терпение скоро иссякнет, и обезболивающие средства начинали казаться все более соблазнительными. Я пообещала себе, что дам своему малышу еще полчаса, а потом соглашусь на веселящий газ. А пока надо думать о чем-то другом. Я опять начала перебирать в уме воспоминания о нескольких последних месяцах.

Переезжая в Малайзию, я даже не представляла себе, что круг моего общения будет так узок и ограничен только ближайшими родственниками Бахрина. У меня просто не было возможности подружиться ни с кем вне него. Во-первых, без разрешения мужа мне позволялось навещать только его мать и теток. Во-вторых, я не очень понимала, как дружить с этими людьми: слишком разными были наши системы ценностей. Никто из них никогда не читал книг; в Тренгану даже не было ни одного книжного магазина, если не считать тех, что торговали религиозной литературой. Музыкой и балетом тоже никто не интересовался, и никто о них не разговаривал. Кроме того, Бахрин первым читал все письма, которые я получала из Австралии, и даже те, что я сама писала своей бабушке, поэтому письменный вид общения был для меня тоже закрыт.

Иногда, очень редко, мы с ним ходили на свадьбу кого-нибудь из его коллег или встречались с его бывшими одноклассниками и их женами. Такие встречи, как правило, становились для меня настоящей пыткой, потому что на них с нами всегда обращались с преувеличенным почтением и с откровенным до вульгарности подобострастием. Иногда мне удавалось поболтать с молодыми женщинами, моими ровесницами, но эти беседы всегда сводились к тому, что они осыпали меня идиотскими вопросами о быте и нравах королевской семьи. Они желали знать, правда ли, что во дворце зал для бадминтона по вечерам используется как кинотеатр, и сколько ночей султан проводит с каждой из своих жен, и сколько заплачено за ожерелье, в котором одна из моих родственниц сфотографирована в журнале. Другой излюбленной темой для разговора было то, как повезло мне выйти замуж за принца, как прекрасно я теперь обеспечена финансово и как умно я поступила, заполучив такого мужа. В ответ на это мне часто хотелось рассказать им, как безрадостна и одинока на самом деле моя жизнь и насколько счастливей я была бы, оставшись в своей стране, но, разумеется, я никогда не решалась. Вместо этого я довольно быстро научилась играть отведенную мне роль и отвечать молчанием и ледяной улыбкой на самые нескромные вопросы.