Шрифт:
Как это ни трудно матерьяльно, я пока сохраняю комнату Л<ьва> И<сааковича> в том же виде, как она была при его жизни; его дух живет в ней.
Он давно предвидел свою смерть; еще в Ch^atel летом, при ходьбе, он очень любил природу, пульс был 100 и 110. Осенью тоже он порядочно ходил в Булонском лесу, его рабочий кабинет, ибо напряженная мысль не оставляла его и на прогулке. Знаете ли вы стих Лермонтова из Мцыри:
«Я знал одной лишь думы власть,Одну, но пламенную страсть,Я эту страсть во тьме ночнойВскормил слезами и тоской».Сердечный привет Мирре Яковлевне. Всего вам обоим лучшего к Новому году. А. Шестова
1. Год определяется по контексту.
2. Исповедь Августина Блаженного.
3. Вышедший посмертно труд немецкого философа и социолога Георга Зиммеля (1858–1918), который можно было бы перевести на русский язык как Созерцание жизни.
4. Бенжамен (Беньямин) Фондан (наст. фам. Векслер) (Benjamin Fondane [Wexler]) (1898–1944, погиб в Аушвице), французский писатель, эссеист еврейско-румынского происхождения, один из самых преданных учеников Шестова, написал о нем воспоминания.
5. Некоторые книги из личной библиотеки Шестова находятся ныне в Национальной библиотеке Израиля (Иерусалим).
«И я сохранил лучшие воспоминания о пребывании своем в Палестине»
(Палестинский след в биографии и «постбиографии» Льва Шестова)
Палестинский единомышленник и пропагандист философии Льва Шестова
Описывая в Мышкиной дудочке возвращение Л. Шестова из Палестины, А. Ремизов со своим неизменным гротескно-игровым чувством резюмировал:
Лев Исаакович только что вернулся из Палестины <…> Шестов объехал автомобилем всю Палестину вдоль и поперек. «Да ничего особенного, всю дорогу я следил за счетчиком» [81] .
Этот эпизод из биографии Шестова – посещение им Святой земли в марте-мае 1936 г. – вряд ли, однако, можно ограничить приведенной шуткой. Основные сведения о шестовском визите в Палестину изложены в книге Барановой-Шестовой (II: 150-53), какие-то новые, дополнительные подробности включает опубликованная выше переписка. Вместе с тем немало важных и небезынтересных сведений и фактов, связанных с этой поездкой, остаются малоизвестными. В частности, возникшее у Евсея Шора (см. о нем прим. 1 к письму Шестова Эйтингону 75, от 5 марта 1936 г.) намерение повторного приглашения Шестова и безусловно-положительное отношение к нему со стороны философа. Недостаточно сказано также об издательских проектах Е. Шора или, точнее, прилагаемых им усилиях договориться о выпуске шестовских книг в немецкоязычном швейцарском издательстве Vita Nova [82] , к которому он был близок (см. прим. 6 к письму 77, от 31 июля 1936 г.), с издателем L. Schneideг’ом или с Schocken Verlag. Не его вина, что над Германией уже собирались свинцовые тучи и в Европе вообще все более и более крепким становился запах серы. Как писал Шор Шестову 7 февраля 1937 г.: «Порою, действительно, кажется, что весь мир понемногу сходит с ума и что духовная работа уходит все глубже в катакомбы». Противостоять напору этого безумия, включая злобную антисемитскую агрессию, становилось уже невозможно.
81
А.М. Ремизов. Собрание сочинений <в 10-ти томах>, т. 10. М.: Русская книга, 2003, сс. 112-13.
82
О чем он впервые заговорил с Шестовым еще до приезда того в Палестину, см. письмо Шора к нему от 10 февраля 1936 г, приведенное в прим. 2 к письму Шестова Эйтингону 75, от 5 марта 1936 г.
Точно так же не удалось Е. Шору найти заинтересованного издателя и финансовую поддержку для выпуска книг Шестова в Палестине на еврейском языке, о чем он писал автору в письме от 10 февраля 1936 г. (см. прим. 2 к письму Шестова Эйтингону 75, от 5 марта 1936 г.), – там тоже было далеко не спокойно, и еврейская культурная жизнь была загнана в свои «катакомбы». В письме Шестову от 12 октября 1938 г. Е. Шор следующим образом рисовал батальный пейзаж палестинской политической и культурной жизни:
Мы живем здесь все еще в состоянии войны. Мировые события отражаются непосредственно на положении Палестины, и сейчас мы находимся в напряженном ожидании выяснения дальнейших судеб нашей страны. Несмотря на все это, мы не оставляем нашей культурной работы; то обстоятельство, что ее подчас приходится производить, действительно, под звуки выстрелов, раскрывает, кажется мне, лишний раз ценность такого рода деятельности.
Совершенно естественно, что несмотря на эти поистине героические усилия еврейских интеллектуалов, противостоящих невероятным экономическим и финансовым трудностям (выход едва ли не каждой книги превращался в незаурядное культурное событие) и преодолевающих общую неблагоприятную политическую ситуацию – арабский террор, отсутствие поддержки мирового сообщества и пр., пытаться жить полноценной духовной жизнью, сохраняя и преумножая нравственные ценности и болея сердцем за грубо попранный европейский гуманизм [83] , далеко не все из задуманного и намеченного удавалось осуществить.
83
В том же письме Е. Шор писал Шестову «о глубочайшем потрясении нравственного сознания современной Европы» и задавался риторическим вопросом: «Где предел этому падению и когда – и будет ли – возврат к заветам подлинного гуманизма, гуманизма религиозного, в этом вижу я основной вопрос нашего времени».
Нереализованным оказался и замысел Е. Шора написать книгу о Шестове, план-проспект которой приводится ниже. Не станем забывать, что этот достойнейший человек, ученый-гуманитарий, историк философской и художественной мысли, переводчик и культурно-общественный деятель существовал в основном на литературные гонорары – вещь саму по себе крайне зыбкую и ненадежную, а в те годы, о которых речь, да еще в экономически и культурно неразвитой Палестине, и вовсе чрезвычайно проблематичную, ср. в его письме Шестову от 16 июня 1938 г., которое приводится ниже: «Состояние моего здоровья и необычайно трудные материальные условия существования мешали моей философской работе». Кроме того, запас времени у Е. Шора оказался предельно мал: сначала реализовать его замысел о повторном приглашении Шестова в Палестину помешали арабские беспорядки, после этого – болезнь Шестова, а 19 ноября 1938 г. философа не стало.
Несмотря, однако, на то, что «шестовские проекты» Е. Шора в основном не были воплощены и не продвинулись далее благих пожеланий, эта сторона деятельности самозабвенного «конфидента», горячего приверженца и популяризатора «sola fide» выдающегося философа, в духовном плену которого он находился в такой же степени, как и Эйтингон, еще ждет своего исследователя. Мы посчитали, что данный материал органично примыкает к тем сюжетам из истории жизни Шестова и его идей, о которых шла речь в письмах, составивших основной корпус книги.