Я парил в акварельно-перламутровой бездне, маленькая частичка жизни в мире, который простирается до бесконечности, в какую сторону ни посмотри. Я несся над буро-зелеными лугами водорослей, которые качались в непонятном для человека ритме, подо мной проносились желтые песчинки камней, красивые и вечные. Застывшие кусочки, то ли надгробия Времени, то ли коренные жители этих мест. Если присмотреться, можно было различить шмыгающие крошечные черточки, несущиеся стайкой — как иглы-пули, выпущенные очередью — первые рыбки, вернувшиеся из теплых широт.

Кислородной смеси в баллонах хватало на девять-десять часов, я не спешил. Я долго плыл, полуприкрыв глаза, чувствуя всем телом неподатливую упругость течений, похожую на плотный сильный ветер. Если задрать голову вверх, хоть это и было неудобно в маске, можно было увидеть ртутное высокое небо, на котором сверкали звезды — те самые «водные огоньки», которые я видел с палубы.

Прекрасный мир. Другое измерение. Глаза здесь видят иначе и даже время течет не так, как наверху. Исполинская мощь и величие, уменьшенная копия Космоса… Кажется, раньше первопроходцев готовили под водой — кажущаяся легкость движений и уменьшенная масса приучали их к невесомости. Очень может быть. Наверно, тогда люди еще не знали, что тот, кто покорил подводный мир, может покорить и Космос. Или напротив, как раз очень хорошо знали.

Вспомнив, зачем спустился, я поплыл к ближайшему рифу и минут за сорок набрал полную сетку кусачек. Они послушно отделялись под натиском резака. Над моей головой покачивалась жирная большая тень, днище «Мурены», я работал сосредоточенно, не отвлекаясь. Хотел вернуться раньше на маяк? Не знаю.

Закончив с этим, я позволили себе взлететь, прямо в это ртутное небо, и разбил его вдребезги, в звенящий водопад жемчужин. Некоторые жемчужины так и застыли на стекле маски. Когда я смотрел на небо — уже настоящее, синее — они причудливо преломляли свет и иногда казалось, что это россыпь горящих самоцветов приклеилась к стеклу.

Но даже в морское ртутное небо надо падать правильно, не обгоняя пузырьки выдыхаемого воздуха, иначе все может закончиться весьма печально. Кессонную болезнь победить также невозможно, как отменить законы физики.

«Надо будет показать ему все это, — подумал я неожиданно, — Не сейчас, конечно, но, может быть, позже. Не может быть чтобы ему это не понравилось. Здесь любой человек чувствует себя так, словно прикоснулся к Богу. И если ему понравится — может это станет ниточкой между нами. Может…»

Никто не стал со мной спорить, говорить о том, что для варвара любая другая среда кроме привычной — пугающая бездна. Линус-Два или Линус-Три или Линус-Квадратный Корень из семнадцати, молчал, спрятавшись где-то в уголке. Я разочарованно вздохнул.

«Мурена» подошла к маяку часа через два — я заложил широкий крюк чтобы осмотреть окрестности с северной стороны. В середине весны часто бывает миграция блуждающих рифов, проверить это всегда стоит заранее. Убедившись, что опасности для катера пока нет, я повел своего послушного металлического коня в его стойло.

Когда «Мурена» причаливала к пирсу, я взглянул на маяк и мне показалось, что секунду или две я видел в окне второго яруса бледное пятнышко лица с темным ореолом спутанных волос.

— Наблюдаем? — поинтересовался я, прикуривая сигарету.

Но это могло мне и показаться. Мой гость врядли был в том состоянии, когда проявляется любопытность.

Убедившись, что катер закреплен намертво, я поднялся на маяк с полной сеткой кусачек в руке. Внутри было тихо.

— Я вернулся! — крикнул я, — Как на счет завтрака?

Наверху тихонько хлопнула дверь, кажется дверь спальни. Я улыбнулся. Звереныш обследует новую территорию? Или прикидывает, где можно оторвать часть обшивки или мебели чтоб сделать новое оружие?

Кусачек я сгрузил на кухне, в заранее подготовленный бак с морской водой. Стоять в нем они могли долго, почти неделю. Я поднялся на второй этаж, на всякий случай стараясь не производить много шума. Я не хотел спугнуть кайхиттена, если он изучает территорию. Пожалуй, от такого позора и испуга он точно замкнется не хуже, чем моллюск. И, кто знает, может так никогда и не откроется.

«Так и будет, друг Линус, обманывать себя — это искусство, в котором ты пока не преуспел. Мальчишка так и останется диким зверенышем — до тех пор, пока за ним не прибудет специальный корабль с Земли. Или до тех пор, пока однажды светлым весенним утром не перегрызет себе вены на руках. Это не похоже на тебя, мой друг, совсем-совсем не похоже. Ты ведь обрел силу, научился слышать себя и открывать глаза, уже не боясь ослепнуть. Так к чему это? Зачем ты соорудил эту смесь тюрьмы с кунсткамерой у себя на маяке? Ты ведь не поможешь ему, просто потому, что это выше твоих сил. Так не издевайся над ним хотя бы».