– Запоминающееся название.

– Это означает, пупсик, что они создают всесторонний подход к интерпретации истории, отличающийся от чисто оранжевого или чисто зелёного подхода. Это как интегральный феминизм, интегральная политика, интегральная экология и т. п. Честно говоря, это очень круто.

– Прямо очень?

Но позже в тот день Карла Фуэнтес провела для нас невероятно увлекательную экскурсию по интегральной историографии под названием «Кто съел капитана Кука?» Я законспектировал её выступление. В смысле, переписал конспект Ким.

Скотт повернулся и посмотрел на Каролину, которая уже некоторое время молчала.

– Каролина? Каролина?

Она тупо смотрела прямо перед собой, видимо, забывшись.

– Если кто-нибудь найдёт Каролину, пожалуйста, сообщите ей об этом, – прошептал Скотт.

Джефферсон улыбнулся слушателям.

– Что мне нравится в зелёном меме и культурологии, так это то, как они растолковывают зависимость человека от множества условий: мы все встроены в контексты внутри контекстов внутри неисчислимых контекстов, и все эти контексты дают нам разные интерпретации мира. Мы уже видели, что интерпретации мира могут быть красными, синими, зелёными и т. д. и что они существуют одновременно с миром объективных фактов, а не подменяют его собой. Мы должны учитывать это, если хотим создать более интегральную интерпретацию истории.

– Так почему же довольно странное мнение, что фактов нет – есть только интерпретации, вошло в моду и стало краеугольным камнем постмодернизма? Почему его отстаивают в тысячах книг? Почему мы так часто слышим его в последние тридцать лет? Очевидно, потому что оно нашло понимание у зелёного мема. Но этого недостаточно, чтобы так невероятно прославиться. Дело в том, что оно полностью подошло бумериту. Фактов нет, ничто не может существовать вне контекста, следовательно, ничто не может существовать вне субъективных интерпретаций. А это значит, что «никто не вправе указывать, что мне делать!» Вот почему бумерит так ухватился за эту важную, но неполную истину, утверждавшую, что интерпретация – это центральная составляющая знания, и самонадеянно заявил, будто ничто не может существовать вне его великого, огромного, раздутого эго.

Джефферсон ушёл со сцены под бурные аплодисменты, сквозь которые время от времени слышался кашель и шум ёрзающих на стульях тел.

– Где он взял такой мозг? – спросил я у Ким. – Неудивительно, что ему дали премию за гениальность.

– Он её не принял.

– Что? Ты же сказала, ему дали премию Фонда Макартуров за гениальность.

– Ему присудили премию, а он отказался. Он сказал: «Это глупая премия, которую глупые люди дают ещё более глупым людям». Эта цитата была на третьей странице «Times». Довольно забавно, да?

– Но разве он мог позволить себе отказаться от столь большого денежного вознаграждения?

– В том-то и дело, что не мог.

– Пап, чего ты хочешь от жизни? Только серьёзно.

– Я хочу, чтобы мир был одинаково хорош для всех; чтобы мир всех принимал.

– Мистер Уилбер, – говорит голая Хлоя, – а вы знаете, что то же самое только что сказала ваша бывшая жена?

Кажется, папе это неприятно.

– Послушай, голая девочка, кем бы ты ни была, моя бывшая хочет создать мир во всём мире с помощью магических кристаллов, карт таро, добрых пожеланий и светлых мыслей. Но я и мои коллеги (чуть не сказал, товарищи) понимаем, что этого можно добиться лишь кровью, потом, слезами и тяжким трудом. Улавливаешь разницу?

Реальность снова проникает в мои фантазии, и я ничего не могу с этим поделать.

– Но папа, ведь на самом деле ты не хочешь принимать в свой мир всех подряд. Тебе не нужны капиталисты, промышленники, загрязняющие окружающую среду, сторонники патриархата и старых парадигм, республиканцы, гадкие картезианцы и… в общем, остальных я сейчас не могу вспомнить, но ты же сам знаешь всех, кого презираешь. Это длинный список.

– Что ты хочешь этим сказать, сын мой?

– Ну… это… знаешь, ты должен добраться до второго порядка, просто обязан… дело, типа, в том… это длинная история… и одновременно короткая, но я должен начать с начала, а не с середины, как сейчас, потому что и углерод и кремний движутся к Точке Омега, понимаешь?

– Почему бы тебе не начать с этого, – говорит Хлоя, сверкающее тело которой заставляет наши глаза вылезти из орбит. Теперь я искалеченная жертва Эдипова комплекса. Я нервно оглядываюсь по сторонам в поисках голой мамы, но, к счастью, её нигде не видно.

– Просто, пап, тебе нужно всё отпустить, понимаешь? Дай всему быть, пап.

– Конечно, сын, конечно. Я хорошо тебя понимаю.

Я с облегчением улыбаюсь.

– Так, ээ… кто эта девочка?

Морин, только что закончивший короткую лекцию на тему «Племенная атака на здравый смысл», которую можно найти в моих заметках, спокойно посмотрел в зал и произнёс:

– Леди и джентльмены, доктор Джоан Хэзелтон.

Слайд № 6: «Экология. Спасти Богиню».