– На рояле, мисс Фрейзер. Хотите попробовать?

– Нам нужно кого-то исключить, – настаивал Стронг, взмахнув в воздухе очками для пущей выразительности. – Я должен повторить как представитель других спонсоров, что все они твердо и единогласно высказались против «Искристого» – если этот напиток будут подавать во время программы, как «Хай-Спот». Им никогда не нравилась эта идея, и они не хотят, чтобы она возникла вновь.

– «Искристое» уже вычеркнули, – напомнила Элинор Вэнс. – Однако и за вычетом «Воздушного» и «Искристого» остается четыре.

– И мнение спонсоров тут ни при чем, – вставила мисс Фрейзер. – Просто так вышло, что мы с ними согласны. Не им решать. Это наше дело.

– Ты хочешь сказать – твое, Лина. – Билл Медоуз взял слегка раздраженный тон. – Какого черта? Мы и так все это знаем. Ты забраковала «Воздушное», потому что Кора спекла из этого теста печенье и оно тебе не понравилось. Ты не хочешь «Искристое», потому что они настаивают, чтобы их напиток подавали во время программы, и, видит бог, я тебя за это не виню.

Элинор Вэнс повторила:

– Таким образом, остается четыре.

– Хорошо, давайте же исключать! – настаивал Стронг.

– Мы снова пришли к тому, с чего начали, – подвела черту Дебора Коппел. – Проблема в том, что у нас нет реальных возражений против любого бренда из четырех. Думаю, Билл прав: мы должны предоставить решение Лине.

– Я буду голосовать за «Мелтетт», – объявил Нат Трауб тоном человека, который сжигает за собой мосты.

Что касается меня, то я бы не голосовал ни за кого. Я сидел, наблюдая за ними, и у меня создалось впечатление, будто единственная их забота – необходимость правильно выбрать спонсора. Если один из них и нервничал также из-за пары убийств, то мне его было не раскусить.

Чем жарче разгорался спор, тем очевиднее становилось: хотя все они оставляют последнее слово за мисс Фрейзер, у каждого есть свой фаворит среди четырех оставшихся конкурентов. Именно это осложняло выбор.

Поскольку в моем кармане лежало анонимное письмо, то, естественно, особый интерес вызывала у меня Элинор Вэнс. Однако проблема выбора спонсора, судя по всему, захватила ее полностью, как и остальных.

Конечно, я должен был следовать инструкциям и выполнить поручение, как только представится возможность, но начинал чувствовать себя глупо. Хоть Вульф весьма туманно обрисовал мою миссию, одно я уразумел: предполагалось, что тем самым им будет нанесен сильный удар. Но как раз в этом я сомневался.

Они подошли к тому, чтобы назвать победителя – ту счастливую фирму, которая обойдет пятнадцать соперников. Вряд ли сейчас их потрясло бы какое-то там анонимное письмо, даже намекающее, что один из них – закоренелый убийца. Только что они с триумфом разрешили очень серьезную проблему. И разве имела для них значение такая мелочь, как убийство?

Но я сильно заблуждался. Это выяснилось случайно, в ходе их споров. По-видимому, между двумя претендентами существовала смертельная вражда: оба покушались на карманные деньги детишек, предлагая им шоколадный батончик под названием «Счастливый Энди» и маленькую коробочку конфет «Мелтетт».

Трауб открыто поддерживал последнюю фирму, и когда встал вопрос, которого из двух претендентов вычеркнуть, снова спросил мисс Фрейзер, пробовала ли она «Мелтетт». Она ответила отрицательно. Он поинтересовался, знаком ли ей вкус «Счастливого Энди». Она ответила утвердительно. В таком случае, настаивал он, было бы справедливо, если бы она отведала «Мелтетт».

– Хорошо, – согласилась она. – Дебби, там на рояле маленькая красная коробка. Передай ее мне.

– Нет! – раздался пронзительный крик. Это была Нэнсили.

Все посмотрели на нее. Дебора Коппел, которая взяла в руки красную картонную коробочку, спросила:

– В чем дело?

– Это опасно! – Нэнсили уже стояла рядом и протягивала руку. – Дайте мне. Я съем конфету первая!

То был театральный порыв экзальтированной барышни. Казалось бы, вся компания должна рассмеяться и урезонить Нэнсили. Но я ошибся. Никто не издал смешка. Никто не вымолвил слова. Все замерли, глядя на Нэнсили, – за одним исключением. Дебора Коппел убрала коробку подальше от Нэнсили и бросила ей презрительно:

– Не глупи.

– Я в самом деле хочу это сделать! – закричала девчонка. – Позвольте мне…

– Вздор.

Дебора оттолкнула ее, открыла коробку, вынула конфету, отправила в рот, прожевала, проглотила и вдруг резко сплюнула, извергнув целый фонтан брызг.

Я первым, на десятую долю секунды раньше остальных, понял: что-то не так. Дело было не в плевке – таким способом она могла просто голосовать против «Мелтетт», – а в том, что лицо ее сразу же ужасно исказилось. Когда я устремился к Деборе, она судорожным рывком вскочила с табурета, выпрямилась, высоко вскинув руки, и крикнула: