– Надеюсь, ты взял все, что нужно, – заметила Фредди, когда мы сворачивали на улицу с подъездной дорожки. – Кто знает, сколько ты там пробудешь… Не представляю, как поступить: начальник требует, чтобы я через неделю вернулась в Седону. Если что-то пойдет не так… – Она запнулась, а когда продолжила, голос звучал так тихо, будто Фредди говорила сама с собой: – Кай сказал, что ты будешь лежать от месяца до шести недель, но не исключено, что дольше. Часть этого времени займут реабилитационные мероприятия, но все очень неопределенно.

Жена никак не могла понять, почему я вбил себе в голову, будто предстоящая операция лишь ненамного сложнее удаления зуба мудрости. Врачи меня быстро разочаровали. Но у меня имелись явные преимущества перед другими пациентами: всю жизнь я учился управляться с больной спиной, правильно садиться и вставать со стульев, ложиться и подниматься с кровати, сгибать колени, сидеть и стоять. В последние годы мои слабые мышцы испытывали так много перегрузок, что я не сомневался: они способны восстановиться, когда почувствуют свободу. Плюс к тому я владел «секретным оружием» – Кометой. Что же до боли, хуже того, что я испытывал, быть не могло.

– Давай запланируем десять дней пребывания в больнице, – предложил я. – А дальше все зависит от того, где я буду. – Я понимал, что десять дней слишком мало, и переменил тему разговора. – Мне необходимо сосредоточиться на выздоровлении, поэтому пусть Комета поедет с тобой домой. Да и Сандоз после проведенной с соседями недели соскучится по ней.

Из гостиницы жена подтвердила по телефону назначенный на следующий день предоперационный осмотр. Я лежал на спине на кровати и смотрел в потолок. Неожиданно обратил внимание, что после того, как Фредди положила трубку, в номере слышалось только жужжание вентилятора в кондиционере. Я повернулся и увидел, что жена не сводит с меня глаз.

– В чем дело?

– Пытаюсь понять тебя. Что-то ты уж очень тихий.

– Мысленно настраиваюсь на хороший результат. После всего, через что нам пришлось пройти, для мобилизации душевного оптимизма требуются усилия.

– Ну-ну…

Фредди окинула меня скептическим взглядом. Она была знакома с моей теорией, что для успеха моральная подготовка не менее важна, чем физическая. Принцип, который, кстати, нашел отражение и во взглядах доктора Фрея. До падения на спортивной площадке мне везло – я всегда быстро выздоравливал. Пусть хоть немного поверит, что я собираюсь через две недели вернуться домой…

Ночью перед операцией я не спал. Закрытые глаза Кометы меня не обманули – борзая, как и я, бодрствовала. В четыре часа утра я решил принять душ и, чтобы жена могла подремать, закрыл за собой дверь. Но собака, к моей досаде, немедленно открыла ее – она хотела наблюдать за Фредди со своего места на полотенце у ванны. Потом жена наполнила ей миску, но борзая не притронулась к еде. Когда Фредди вывела ее, она помочилась на ближайший куст и тут же потянула обратно.

Весь прошлый год Комета демонстрировала удивительную способность понимать жесты и речь, даже если слова были обращены не к ней. Она всегда знала, когда с моим здоровьем было плохо, и в такие моменты отказывалась покидать меня, разве что на короткое время, чтобы справить естественные потребности. Сколько бы Фредди ни звала ее, ни говорила, что пора ехать, и даже ни произносила слово «врач», все было бесполезно. Собака не желала гулять, она хотела знать, куда мы собираемся, и ключевое слово здесь было «мы».

В пять тридцать утра мы прибыли в больницу, и Комета тщательно исследовала все выходы и входы, прежде чем разрешила нам подойти к регистратуре. Затем повторила то же самое, когда мы приблизились к приемному покою хирургического отделения, где нас уже ждали мать, Мэнни и Дебби.

– Привет!

– А вот и вы!

Волнение, словно электрические разряды, пронзало встревоженных родственников. Фредди села на ближайший стул и прижала к груди свою большую сумку, словно это был спасательный жилет. Мать от усталости осунулась, глаза покраснели, веки опухли. Я смотрел, как она нервно разговаривала с медсестрой, записывавшей фамилии присутствующих родственников. Мне не хотелось, чтобы Дебби вникала в детали моей болезни, но мать ее постоянно просвещала, и сестра решила приехать в больницу. Наблюдая, как она покачивала ногой, разговаривая с Мэнни, я подумал, насколько Дебби похожа на маму в молодости.

Меня усадили в кресло с высокой спинкой. Поскольку мне было запрещено накануне операции после полуночи есть и пить, лучше было не приближаться к столику с теплыми пончиками и только что сваренным кофе. Но я, как все последние пять лет, находился не один. У моих ног спокойно сидела Комета. Как всегда, я залюбовался ее телом, мягкой, как у кролика, шерстью. Она закрыла глаза, но насторожила уши. А я подумал, что никогда бы не оказался в этой больнице, если бы не она и не моя жена. Я вытер глаза и почесал борзую за ушами.

«Довольно перемывать одно и то же. Для этого хватит времени, пока я буду прикован к больничной койке». Комета помогла мне подняться с кресла. Выпечку унесли, и я захотел сесть рядом с женой.

– О чем задумалась? Когда представление закончится, мысли – это все, что мне останется.

Фредди пропустила шутку мимо ушей.

– Скоро за тобой придет сестра. Я внесла телефон Линдси в список быстрого набора, чтобы ты мог ей позвонить, перед тем как уйдешь. Сегодня ее день рождения, и ты говорил, что хочешь услышать ее голос. Кили тоже дала номер своего телефона. И Джеки. Твоя мама выглядит очень усталой…