Шрифт:
– Никогда! – заявил Крейг. – Дело зашло слишком далеко. Они больше не потерпят такого обращения с собой. И Бог свидетель, они будут осуждать и презирать этот брак так же сильно, как и я сам!
Мария стояла в Тулботе, на том же месте, где лишь месяц назад стоял Босуэлл. Все взгляды, устремленные на нее, были либо враждебными, либо пустыми. Лорд-канцлер Хантли принадлежал ко второй категории, но всем своим видом демонстрировал враждебность. Все члены парламента, присутствовавшие в Эдинбурге, находились в зале, но подозрительно большое количество мест пустовало. Видные священники реформистской церкви, облаченные в черное, стояли вдоль стен.
– Я собираюсь поделиться с вами своими мыслями по поводу лорда Босуэлла. – сказала Мария. – Я была очень рассержена, когда он прервал мою поездку и увез меня в Данбар против моей воли. Несмотря на мой призыв о помощи, никто не пришел, а его отношение ко мне было добрым и уважительным. Постепенно я стала прислушиваться к его словам. Его предложение стать моим супругом было честным и уже получило одобрение со стороны лордов и баронов. Он показал мне их подписи. Поэтому, памятуя о его былой преданности и заслугах перед короной, я согласилась стать его женой.
Ни одной улыбки или хотя бы намека на улыбку. Они сидели перед ней как судьи и высокомерно глядели на нее.
– Поэтому я прощаю его и всех остальных, кто был с ним, за все, что они совершили за эти десять дней. Мои добрые подданные, я прошу вас сделать то же самое.
Она умоляюще подняла руки, хотя по закону требовалось лишь ее королевское прощение.
Мария с тяжелым сердцем возвращалась в королевские покои. Она слышала язвительное замечание: «Значит, шотландские законы, которые прощают изнасилование, если женщина впоследствии соглашается на брак с насильником, теперь используются и для оправдания убийства? Она готова извратить закон ради своей похоти!»
Разумеется, это был реформистский священник. Он в замешательстве отвел взгляд, когда понял, что она слышала его слова.
Но даже в своих апартаментах она не нашла покоя. Ее дорогой французский исповедник – доминиканец, чье присутствие так возмущало лорда Джеймса, – вышел ей навстречу.
– Ваше Величество, – сказал он. – Я должен просить у вас разрешения вернуться во Францию. Я больше не могу оставаться здесь.
– О, дорогой отец Мамеро, вы всегда были со мной! Не оставляйте меня сейчас!
– Я вынужден это сделать. Мне поступил приказ от высшей власти, и я не могу остаться, – он выглядел искренне огорченным, как будто собирался заплакать. Потом он поднял руки и положил их ей на плечи.
– От высшей власти? – собственный голос показался ей робким и дрожащим. – Но я королева!
– От Папы Римского, мадам, – сказал он. – Святой отец… приказывает мне отдалиться от вас, пока вы не приведете вашу жизнь в порядок. Он говорит, что до тех пор сам не будет поддерживать с вами никаких отношений. Он утверждает, что вы прокляты!
Мария вскрикнула и упала на пол.
Около четырех часов утра Босуэлл взял ее за руку и повел в старую часовню в Холируде, где протестантский священник провел брачную церемонию. Ни один местный пастор не хотел иметь ничего общего с этим обрядом, не говоря уже о священнослужителях пресвитерианской церкви Эдинбурга. Поэтому Босуэлл убедил епископа Оркнейского, известного своей готовностью переходить на сторону того, кто был готов больше заплатить ему.
Там присутствовал сговорчивый граф Хантли, а также верные лорды Ливингстон и Флеминг и несколько других незначительных дворян. Ни свадебной процессии, ни музыки, ни красивых нарядов. Мария была вынуждена выслушать проповедь о раскаянии Босуэлла в его предыдущих дурных деяниях. Когда она произнесла слова брачного обета, то не могла отделаться от чувства, что они не настоящие.
Этот человек – не настоящий священник, у него нет власти. Этот обряд не имеет силы.
– Берешь ли ты в мужья этого человека, герцога Оркнейского и лорда Шетландского? Будешь ли ты любить и чтить его, в здравии и в немощи, и хранить верность ему до конца твоих дней? – напевно произнес епископ.
– Да, – слабым голосом ответила она, лишь Босуэлл и священник могли слышать ее.
В часовне было так темно, что она даже не видела лица Босуэлла. Происходившее казалось каким-то таинственным ритуалом, словно она вступала в подземный мир. Она наполовину ожидала увидеть Цербера, трехглавого пса, охранявшего царство Гадеса. А Босуэлл превратился в Плутона, бога теней и смерти…
Он взял ее руку и надел кольцо. Его пальцы были холодными.
– Объявляю вас мужем и женой, – сказал епископ. Босуэлл сжал ее руку. Она до сих пор не видела его лица.
– То, что соединил Бог, не расторгнуть человеку, – предупредил епископ. Босуэлл повернулся к ней.
«Не прикасайся ко мне, иначе я никогда не покину тебя, никогда не увижу зеленую землю и буду вечно блуждать во тьме и безмолвии вокруг огненных озер Гадеса»… Ее сердце громко стучало от страха.