– Иди сюда, парень.

Перри протягивает руку Пушку понюхать и сразу нравится ему. Пушок садится рядом с Перри, а мы с Рубом тем временем начинаем нашу игру в «один кулак».

Перии доволен.

Он смеется.

Лыбится.

Смотрит с любопытством, как я первый раз лечу на землю.

И радостно треплет Пушка, когда второй.

Хлопает в ладоши, когда я крепко угощаю Руба в челюсть. Славно так втыкаю.

Минут через пятнадцать мы останавливаемся.

– Ну, говорил я тебе? – спрашивает Руб, и Перри кивает.

– Покажитесь нам еще немного, – спокойно распоряжается он, – только поменяйтесь перчатками.

Похоже, он напряженно думает. Потом наблюдает, как мы с Рубом вновь тузим друг друга.

С не той перчаткой труднее. Мы оба пропускаем больше ударов, но мало-помалу входим в ритм. Описываем круги. Руби выбрасывает кулак. Я подныриваю. Отскакиваю. Прохожу на ближнюю. Хлесь! Достаю в подбородок. И еще по ребрам. Он отвечает. Дыхание у него жесткое, его кулак обдирает мне скулу, потом попадает в горло.

– Прости.

– Норм.

Мы продолжаем.

Руб приваривает мне под ребра, вышибает дух. У меня вырывается беззвучный подвизг.

Руб стоит.

Я тоже, но сломавшись пополам.

– Прикончи его, – командует Перри.

Руб выполняет.

Первым, придя в себя, я вижу уткнувшуюся мне в лицо собачьежуткую морду Пушка. Потом я вижу Перри, он лыбится. Потом вижу Руба, он встревожен.

– Я нормально, – говорю ему.

– Молодец.

Они подымают меня, и мы возвращаемся на кухню, Руб с Перри садятся. Я валюсь на стул. Такое чувство, что сейчас отдам концы. По краям поля зрения какая-то зеленая кайма. В ушах шелест помех.

Перри показывает на холодильник.

– Точно пива нет?

– Ты что, алкаш, или кто?

– Просто люблю иногда хлопнуть пивка.

– Ну… – говорит Руб прямо, – у нас нет.

Ему слегка не по себе, что он меня вырубил, я вижу. Я вспоминаю, как он говорил: «В жизни меня не волнует ничего, кроме…»

Перри решает вернуться к делу.

Его слова как гром среди ясного неба.

Слова такие:

– Я бы взял вас обоих.

Руб удивленно сопит и трет нос.

Перри переводит взгляд на Руба и поясняет:

– Ты… – и лыбится. – Ты умеешь драться. Факт. – Потом смотрит на меня – А у тебя есть стержень… Глядите, о чем я еще не рассказал – чаевые. Люди бросают деньги тебе в угол, если видят, что у тебя есть стержень, а… Кэмерон, правильно?

– Угу.

– Вот, у тебя он железобетонный.

Силясь сдержаться, улыбаюсь. Горе с чуваками вроде этого Перри. Ты их ненавидишь, а все равно им улыбаешься.

– Ну и вот как все будет. – Он смотрит на Руба. – Ты будешь выигрывать бои и станешь звездой, потому что ты проворный, молодой, и у тебя корявый, но почему-то симпатичный череп.

Теперь и я смотрю на своего брата. Оглядываю его, и это все правда. Он хорош собой, но на странный манер. Какой-то внезапный, грубый, зазубренный. Какая-то пролетная красота, которая больше вокруг Руба, чем на нем. Скорее, ощущение, ореол, что ли.

Перри смотрит на меня.

– А ты? Тебе, скорее всего, придется огребать, но если драться будешь честно, не липнуть к канатам, то баксов до двадцати будешь собирать: публика увидит твой стержень.

– Спасибо.

– Не за что благодарить. Я говорю, как есть. – Дальше без обиняков: – Так соглашаетесь, нет?

– Не знаю, как вот с братом, – признается Руб осторожно, – он, конечно, держит удар у себя за домом, но это не то, что получать каждую неделю от какого-то чела, который хочет тебя убить.

– У него каждый раз будет новый противник.

– И что?

– Большинство там хорошие бойцы, но есть и полное ни рыба ни мясо. Просто сильно нуждаются в деньгах. – Перри жмет плечами. – Как знать. Малыш может и победить раз-другой.

– Какие другие опасности?

– Вообще?

– Угу.

– Вообще, такие, – он перечисляет, – крутые ребята смотрят матч, и, если ты сливаешь поединок, они могут тебя порешить. С этими ребятами приходят классные девчонки, и, если ты до них дотронешься, тебя могут порешить. В прошлом году копы чуть не накрыли старую фабрику в Петершэме, где мы проводили бои. Если они тебя поймают – порешат. Поэтому в такой ситуации – беги.

Перри ужасно доволен собой, особенно последним замечанием:

– Но самая страшная опасность – это кинуть меня. Если так сделаете, я вас порешу, а я – это хуже, чем все остальные вместе взятые.