— Тело трогала, передвигала? — спросил Костов.

— Нет. Только когда споткнулась. Занесла было ногу, чтобы пнуть его с досады, да передумала. Как глаз увидела… — отозвалась девица.

— Может, в карманах шарила?

— Какие карманы? Я еле жива была от страха, — возмутилась честная проститутка.

— Ну, что, поднимемся к твоим абитуриентам? — предложил Костов.

— Ни за какие коврижки! — взвизгнула девица. — Ты что, свихнулся? Идите сами, если хотите. Мне бы сейчас ноги от них унести. И в жизни больше этих козлов не встретить…

— Слушай, — обратилась к ней Надежда. — Ты хоть заявление напиши за побои и незаконное лишение свободы. Не слабо они тебя обработали. Если таким сволочам все спускать…

— Ты что! Ты что! — замахала на нее руками девица. — Себе дороже! Мне-то что! Ерунда! Заживет как на собаке! Да и не впервой, если честно… А вы отпустите меня, Христа ради! Я все рассказала. Если нужна буду, найдете по прописке. — Девица совала Костову под нос свой паспорт, открытый на странице «Прописка». — Ну, правда, — продолжала она канючить. — Я вам помогла, так не подставляйте…

Костов оглядел девицу с ног до головы и неодобрительно покачал головой:

— Зря не хочешь заявление подавать. Ладно, иди. Но как вызовем свидетельские показания фиксировать…

— Приду, приду, — подхватила девица. — Что делать, раз нехалявая я такая… Сначала с абитуриентами влипла, теперь с трупом и с вами… Линять надо было… Эх!

Вопреки пессимистическим ожиданиям Костова, который полагал, что с опознанием трупа будут трудности — в карманах ни документов, ничего такого, что намекнуло бы на имя, род занятий и место жительства покойного, — личность скончавшегося установили в два счета. Консьержка, с трудом соображая и формулируя мысль, все же узнала в нем жильца дома. Полного имени она не назвала, сказала только, что зовут его Олегом, но зато вспомнила, что живет он на шестнадцатом этаже в двухкомнатной, как выйдешь из лифта, сразу налево. Консьержка добавила, что у Олега всю ночь шумно гуляли — для него это вообще характерно, он на телевидении работает, живет один с приходящей подругой, и коллеги-друзья часто заваливаются к нему «на хату» оттянуться. Дым там был коромыслом чуть не до четырех утра.

Ментам не пришлось ломать голову, в какую квартиру ткнуться со своими удостоверениями — налево было всего две двери, причем одна из них приоткрыта, так что сомнений не оставалось. Но показывать удостоверения не пришлось — было просто некому их показывать. В квартире они застали сонное царство. Комнаты были полны свидетельствами бурно прошедшей накануне вечеринки: в пепельницах — окурки, на столах — объедки и грязная посуда, под столами — пустые бутылки. Молодые тела обоего пола лежали где придется вповалку — на тахте, на коврах, в креслах и даже на журнальном столике. Воздух был теплым и влажным от дыхания десятка здоровых (до поры!) легких. В атмосфере витал крепкий дух алкоголя, пота, сигарет и духов.

Первым делом опера проверили окна и убедились, что выпал покойник не из своей квартиры. Костов, пронзенный внезапной догадкой, вышел на лестничную площадку перед лифтом — здесь располагался небольшой балкончик, через который можно было попасть на черный ход. Одного взгляда с балкончика вниз было достаточно, чтобы установить — именно отсюда отправился в последний полет этот Олег. С высоты шестнадцатого этажа его лежащее на газоне тело, копошащиеся вокруг коллеги казались Костову микроскопическими.

Опер внимательно осмотрел балкончик — грязный, заплеванный, засиженный голубями. За железные перильца проволокой была примотана пустая консервная банка, выполнявшая роль пепельницы, — она была забита окурками. Затоптанные бычки валялись и на кафельном полу. Костов вздохнул — неужели все это придется изымать как вещественные доказательства? Ясно, что покойный стоял здесь, курил, возможно, не один. Наверное, есть здесь окурки и умершего, и его убийцы — если речь все-таки об убийстве. Разобраться, кому какой окурок принадлежит, — задача адова…

— Осмотри здесь все внимательно, никого на балкон не пускай, изымай все, что найдешь, — дал команду Костов подъехавшему на лифте эксперту и с облегчением (радовался, что не сам будет этим заниматься) удалился обратно в квартиру.

Вернувшись, он засек на кухне движение. Там у плиты копалась какая-то особа. На первый взгляд она показалась Костову очень молодой, прямо юной и очень хорошенькой. На второй — не очень молодой (лет под тридцать) и страшненькой. Невысокого роста, стройная блондинка с длинными волосами («Крашеная!» — не без удовлетворения определила Надежда), одетая в джинсики и просторную светлую блузку. На лице, несмотря на ранний час, у блондинки красовался очень профессиональный макияж, поэтому истинной внешности девушки, понял через некоторое время Костов, не просечешь. Даже черты лица угадывались с трудом — вроде бы губки узкие, вроде бы носик тонкий, вроде бы глаза большие. А на самом деле — кто там знает! Но в этой запущенной квартире она единственная производила освежающее впечатление.

Менты поздоровались с незнакомкой, которая не выказала ровным счетом никакого интереса при их появлении. Ответила легким кивком и — Костов мог поклясться! — искоса глянула умненькими настороженными глазками.

— Где Олег? — для начала решил поинтересоваться Костов.

— Там где-то, в куче. — Девушка махнула рукой в сторону комнат. И продолжала наблюдать за ними, стараясь, чтобы это выходило не очень назойливо и демонстративно. Костов, прекрасно знавший, где именно находится Олег — не «там в куче», а на газоне под окнами, некоторое время, не говоря ни слова, смотрел ей в лицо — она спокойно, чуть исподлобья ему улыбалась. «Неужели действительно еще не знает, что произошло с ее приятелем?» — гадал он. Было похоже, что блондинка и впрямь не в курсе.