«Вот всегда ты так — сначала сделаешь, потом подумаешь!» — отчитала себя Надежда. Надо было сесть в «мерс», попросить телефон, позвонить Костову, хорошо было бы взять задаток или всю сумму вперед, а потом уже лезть за «Макаровым». Надежда босиком — пистолет в одной руке, туфли в другой — продолжала стоять на мосту и соображать, откуда же теперь позвонить начальству.

Костов сидел в приемном покое в очереди к дежурному врачу. Там, у дома Алины, ему пришлось дождаться приезда местных оперов и повозиться с ними — познакомить с Роней и его «родителями», показать трубу на траве, вкратце поведать, как все произошло, и даже ответить на вопросы как свидетелю. Алину «Скорая» увезла раньше. Костов лишь поинтересовался у бригады, в какую больницу отвезут раненую — ему непременно хотелось поговорить сегодня с девушкой, если, конечно, врачи разрешат задавать ей вопросы.

В гулком приемном покое больницы, несмотря на позднее время, безлюдно не было. Перед кабинетом дежурного врача выстроилась негустая очередь, разношерстная публика, привычные клиенты ментуры — облезлые бомжи с грязными разбитыми лицами и ничего не выражающими глазами, начинающие бандюки с огнестрелами и порезами конечностей, объясняющие раны тем, что «упали с лестницы» (и пока падали, видимо, самозастрелились и самозарезались), избитые до синяков жены, нетрезвые поувеченные водители и буйные пьяницы, которых свозили сюда из закрывающихся баров, где они затевали ссоры с себе подобными. Дежурный врач отошел, его не было уже продолжительное время.

В конце длинного коридора замаячила знакомая фигура — Абдулов. Два охранника едва поспевали за телезвездой. Он был заметно и как-то тяжело возбужден, держал у уха мобильник, выговаривая туда что-то раздраженное и нервное, и был настолько погружен в себя, что пролетел мимо Костова, даже не обратив на него внимания. «Вы мне обещали! — чуть не в полный голос кричал Абдулов в телефон. — И я вам поверил! Вы называете это «ни при чем»? Имейте в виду: я…» Он осекся, видимо, сообразив, что ведет на людях не предназначенный для посторонних ушей разговор. Абдулов на ходу обернулся к охранникам, намереваясь дать им какие-то инструкции, но тут заметил Костова и, как вежливый человек, остановился, приблизился и раскланялся.

— Эти производственные проблемы… Даже в больнице одолевают, никуда от них не денешься, — хмуро прокомментировал он для Костова только что произнесенную в телефон разгоряченную тираду. — Где она?

— Пока не знаю. — Костов старался говорить как можно спокойнее. — Сейчас придет дежурный врач и все расскажет. Хорошо, что мы с вами встретились. Я как раз собирался вас разыскивать, хотелось бы уточнить детали.

— Какие детали? — нетерпеливо и не очень любезно отозвался Абдулов, чуть не оборвав опера.

— Тогда на балконе… — начал Костов, но, поняв по выражению лица Абдулова, что тот не может «въехать», о чем идет речь, пояснил: — Когда погиб Олег Лосский…

— Господи, — с досадой отмахнулся Абдулов, — Олег… Как давно это было! Извините, я сейчас не могу ни о чем думать, кроме как о том, что Алину второй раз пытались убить… Где этот врач? Что у них тут — государственное учреждение или бордель?

— Я понимаю, вы переживаете… — продолжил Костов (на этих словах Абдулов снова взглянул на мента хмуро и раздраженно, как будто говоря: «Ты… Чего ты можешь понимать в переживаниях?»), — но все же попытайтесь вспомнить. У нас есть информация, что Олег перед смертью разговаривал на балконе с какими-то двумя молодыми людьми. По нашим прикидкам получается, что этих двух обязательно должны были увидеть, хотя бы краем глаза, Алина и вы.

— Я не видел, — отрезал Абдулов, все больше приходя в дурное волнение из-за идиотских, неуместных в данную минуту вопросов мента. — Я вышел на площадку перед лифтом, Олег стоял на балконе — был виден его локоть и пряди шевелюры. Я крикнул ему что-то вроде: «Спокойной ночи! Еще раз с днем рождения!» Он обернулся, высунулся и помахал мне рукой. Подъехал лифт, я сел в него… и все.

— Вот-вот, — подхватил Костов. — Из лифта никто не выходил? А с Олегом на балконе никто не стоял?

— Не выходил и не стоял, — отрезал Абдулов. — Что вы нажимаете? Эти двое — если информация о них соответствует действительности — могли подняться на грузовом лифте. Я уехал на пассажирском. Мы элементарно разминулись… Вы мне лучше скажите, когда вы найдете того, кто покушается на Алину? Сколько можно это терпеть? А вам вообще это по барабану! Вы ничего не предпринимаете! Это второе покушение полностью на вашей совести.

— Кажется, на этот раз ничего серьезного нет, — попытался вставить слово Костов, но только вызвал новый шквал абдуловского сарказма.

— А вы что, эскулап, чтобы определять, есть серьезное или нет? Вы бы лучше раньше прыть свою проявляли, тогда Алине не пришлось бы второй раз в больницу попадать! Где же этот врач?

— Знаете, — сказал Костов с медленно, с нажимом, утяжеляя тоном каждое произнесенное слово. — Мне не нравится, что вы чего-то недоговариваете. Я пока не говорю «врете». Недоговариваете. И это не поможет нам найти того, кто покушался на вашу возлюбленную.

— Что такое? — изумился Абдулов. — Не надо валить с больной головы на здоровую. При чем тут я? Если вы не способны делать свою работу, так и говорите. Прошло несколько недель после смерти Олега, и что? Ничего. Ни одного подозреваемого, ни одной идеи, ни одной улики. А что касается Алины…

Их дискуссию прервало появление дежурного врача. Подошедший врач оказался молод, усат и очень спокоен. Не спросив разрешения, Абдулов и Костов, оттеснив стоящих в очереди, дружно протиснулись к нему в кабинет, где Абдулов, не дождавшись, пока человек в белом халате расположится за своим столом и обратится к ним с вопросом, нетерпеливо начал разговор словами: «Я Абдулов».