Так вот, плыву я лицом вниз, дышу через трубку и вдруг наблюдаю такую картину: ползёт по коралловому рифу огромная черепаха, причём явно сухопутной породы, только ни лап её, ни хвоста, ни головы не видно – один панцирь движется себе, как будто так и надо. Вдруг из-под панциря выскочила обыкновенная полевая мышь и, пуская пузыри, набросилась на проплывавшую мимо мелкую рыбёшку. С добычей в зубах мышка опять нырнула под панцирь, который продолжил свой путь по склону кораллового рифа. Так повторилось ещё несколько раз, причём однажды на подводную охоту выскочило сразу несколько мышей, и проплывавшая мимо барракуда предпочла с ними не связываться.

Уже ближе к вечеру панцирь потихоньку двинулся к берегу, а когда солнце закатилось, он уже мирно лежал на прибрежном песке. Не скрою – приближался к нему я с большой опаской, понимая, что от мышей, которые додумались до такого, ожидать можно абсолютно всего, но жажда нового открытия заставила меня до конца исследовать это удивительное явление. Моё профессиональное зрение позволяет мне рассмотреть всё что угодно, даже при свете звёзд. Перевернув панцирь, я обнаружил, что он совершенно пуст, а под ним в песок уходит несколько мышиных норок.

Всё было ясно: когда-то через этот крохотный островок перекатилась огромная волна – цунами. Она смыла в океан всё живое, кроме мышей и гигантских черепах, которые, видимо, успели зарыться в песок. Черепахи, оставшись без кокосовых орехов, которыми привыкли питаться, вскоре вымерли, а мыши оказались сообразительнее: они стали использовать черепашьи панцири как подводные лодки и с их помощью охотиться на морском дне.

К сожалению, продолжить исследование мне не удалось, поскольку на остров высадился десант племени Тумба-Тумба, который захватил меня в плен, заподозрив, что я шпионю в пользу племени Ямба-Ямба, так что несколько дней мне пришлось провести на одном из соседних островов под бдительной охраной. Тумба-тумбским десантникам показалось, что панцирь черепахи, лежавший рядом со мной, – это спутниковая антенна, через которую я передаю секретные сведения, но вождь племени оказался человеком образованным и быстро разобрался, в чём дело. Меня отпустили, но ещё довольно долго пришлось ждать попутного ледокола, следующего в обратном направлении.

Остров, где мыши охотятся на рыбок, наверняка остался на прежнем месте, но найти его среди сотен точно таких же островков будет трудно, да и, собственно, незачем. Моё открытие всё равно уже совершено, и не стоит мешать мышам, которые могут сделать ещё немало полезных для себя изобретений.

На реке Пельменке, впадающей то ли в Индигирку, то ли в Колыму – мне это точно знать совершенно не обязательно, я ведь не географ, а зверовед, – с незапамятных времен живет загадочный народец, который так и называется – пельменью. Если верить пельменским легендам, еще лет восемьсот назад Владимир Мономах прогнал их с Руси за то, что они не открыли ему секрет приготовления пельменей, которые князь очень любил, но нигде, кроме как в гостях у пельменцев, не имел возможности попробовать. Конечно, кое-что подсмотрели, что-то выведали, но всё равно – до сих пор настоящие пельмени умеют стряпать только пельменцы.

Вот и я обычно каждый год на недельку сюда приезжаю пельменей поесть. К тому же в этих краях неведомых зверей видимо-невидимо. А еще тут встречаются совершенно дикие племена, к которым ученые просто боятся сунуться…

Как-то собрался я прогуляться за Трескучий хребет – понаблюдать за шерстистым носорогом, следы которого видел в позапрошлом году. Но Вакула Запрягаев, пельменец, в избе которого я накануне ночевал, стал меня отговаривать и в конце концов проговорился, что за хребтом живут краснокожие людоеды вот с такими носами и если меня, Афанасия Даврина, известнейшего звероведа, поймают, то пельменцам придется с ними воевать, а это дело хлопотное – вся ёжница на дальних пастбищах, за день не собрать…

Я начал допытываться, что такое ёжница, но Вакула тут же умолк и, как я его ни пытал, на эту тему говорить отказался. Я, конечно, на него обиделся и с горя, никого не предупредив, отправился-таки в сторону людоедов, надеясь, что хоть у них-то от меня секретов не будет – зачем скрывать что-то от того, кого всё равно съедят. Я уже успел побывать у африканских, австралийских и южноамериканских каннибалов и до сих пор цел и невредим. К тому же в свой пятидесятикратный бинокль я мог увидеть людоедов гораздо раньше, чем они меня.

Через пару дней перевалил я за хребет, сижу в засаде, никого не трогаю – носорога поджидаю… Вдруг из ближних кустов бесшумно поднимаются десятка два краснокожих вот с такими носами, окружают, молча берут меня в плен и вяжут капроновыми шнурами… А вождь, весь в страусиных перьях и джинсовой куртке (видимо, со съеденного кого-то снял), смеётся во всё горло и кричит что-то на неизвестном мне диалекте. Я понял – это индейцы, которые давным-давно, когда еще не было Берингова пролива, пришли сюда пешком из Америки.

Посадив меня в деревянную клетку, индейцы тут же начали собирать дрова и разводить здоровенный костер. Наверное, я им показался таким вкусным, что ждать обеда слишком долго они не могли и не хотели. Сам я почему-то был уверен, что перекусить мной им не удастся, и точно: из-за холма с криком «Ай-яй-яй!» выскочили два людоеда. «Ёжики-пельмена!» – крикнули они хором, и все индейцы в панике, даже не погасив костра, побросав копья и луки, бросились наутёк. Из-за холма показалось несколько белых зверюг размером с носорога, утыканные иголками, торчащими в разные стороны.