Я закурил, а он отказался и через некоторое время спросил:

— Где именно вы собираетесь меня высадить, сэр? — Ему пришлось кричать довольно громко, чтобы перекрыть шум воздуха, врывавшегося внутрь через щели дверей пилотской кабины.

Я протянул ему карту и ткнул в то место, куда мы направлялись.

— Вот здесь. Маленькое озеро неподалеку от реки Вариойоки. Вам нужно будет отыскать старую хижину примерно в миле к северу, а пятью милями дальше за рекой должны быть медведи.

Некоторое время он изучал карту, но для него масштаб ее был слишком мелким, чтобы можно было составить хоть какое-то представление о местонахождении медведей, но было сразу видно, что это один из пустыннейших уголков Финляндии.

Тогда Хоумер спросил:

— А местность там такая же, как и здесь, сэр?

Я выглянул из окна.

— Очень похожа. Возможно, природа там еще более дикая, а в принципе все места вокруг примерно одинаковы.

Мы летели вдоль невысокой гряды, протянувшейся с востока на запад. Деревья, большей частью ели, были редкими и чахлыми и изо всех сил боролись за выживание. Канадская ель способна прижиться на клочке мха, если нет ничего лучшего, однако вершины некоторых гор так и остались голыми. Кое-где виднелись серые стволы деревьев, рухнувших во время зимних бурь. Мы находились внутри Полярного круга.

— Вы считаете, я буду там совершенно один? — поинтересовался Хоумер.

— Да, скорее всего, на двадцать пять миль вокруг там нет ни души.

Эти Кемийоки-Вариойоки расположены в той части Финляндии, которая на карте выглядит широким клином, вдающимся в территорию России. Фактически изменение границы произошло иначе: уже после войны Россия вклинилась севернее и южнее этого выступа. Среди причин, послуживших поводом для этого, явились никелевые рудники Петсамо; вот почему поиски новых месторождений никеля считались столь приоритетной работой.

Русские не заявили притязаний на этот «клин», потому что не видели в этом пользы. Лесоматериал здесь слишком тонок для распиловки, а земля слишком каменистая, чтобы ее возделывать. И никто не обнаружил в ней хоть каких-нибудь полезных минералов. Пока. И единственное, чем может привлечь человека такая земля, это скалы и медведи.

Мы летели, разделенные грохотом стремительно стареющего «Бивера». Потом я спросил:

— Вы прибыли сюда, только чтобы поохотиться на медведей? Мне казалось, что медведей полно и в Штатах, и в Канаде.

— Они есть там, сэр, и я собственноручно подстрелил несколько штук. Но теперь хочу попытаться добыть европейского бурого медведя.

Тщательно подбирая слова, я как можно более заурядным тоном спросил:

— Что вы делаете в свободное время? У вас свой бизнес?

Он мягко улыбнулся:

— Нет, я только охочусь. Я растрачиваю свою жизнь на охоту, ну и одновременно путешествую. Это мое любимое занятие.

Я ухитрился просто кивнуть, удержав глаза на измерителе давления масла. Всякие бывают виды безработицы. Потом повернул голову направо, посмотрел на него и спросил:

— Вы в самом деле охотитесь? Вы не идете по следу Волкова?

Он выглядел искренне озадаченным.

— Не думаю, что я вас понял, сэр.

Я кивнул.

— Извините, не знал. Волков — это наша легенда о кладе, спрятанном здесь, в Лапландии. Обычно один-два доброхота разыскивают его здесь каждое лето.

— В самом деле, сэр? — Он выглядел заинтересованным, но только так, из вежливости. — Не знал, что тут спрятан клад.

— Ну, по-моему, его тут нет. А даже если он когда-то и был, то, думаю, давно исчез; более того, лично я считаю, что никаким кладом тут никогда и не пахло. Однако есть сорт помешанных людей, которым нравится верить в легенду.

— Вы когда-нибудь расскажете мне эту историю?

— Кошмар! Историй столько, сколько и людей, его ищущих; у всех своя точка зрения. Поначалу считалось, что Волков был выходцем из приполярной России, богатым инженером или кем-то в этом роде, из Мурманска, на северном побережье. Во время революции, зимой 1917–1918 года, он задумал сбежать и взял курс на Финляндию, которая тогда только что получила независимость. Он тоже захотел независимости для себя с женой и своего состояния. Жена сюда добралась, а он и драгоценности — нет. Так что где-то здесь, — я очертил рукой угол около 270 градусов, — лежит его выбеленный временем скелет, скрывающий в груде костей мешочек золотых дублонов [3] и царские запонки.

— Так это и есть весь клад, сэр?

— Только Бог знает, что он представляет собой; те, кто приезжает на поиски, ничего толком не знают. Рассчитывают узнать, когда найдут.

— А миссис Волков, что случилось с ней?

— Волкова, — машинально поправил я. — В русском языке фамилии имеют и женские окончания. Да, это хороший вопрос. Никто никогда не встречал ее. Считается, что она покинула Финляндию; и вместе с тем каждый новый слух возникал тогда, когда она где-нибудь обнаруживалась. Не забудьте, все это происходило сорок лет назад. Она давно могла умереть.