На другом берегу реки, сразу же за лугом, Герсен увидел то, что казалось порослью цветущих растений, но на самом деле было — он это знал точно — дриадами. Они стояли на опушке леса, покачиваясь на гибких серых конечностях, их движения были непринужденными и грациозными. «Без всякого сомнения, это изумительные создания, — подумал Герсен, — но что-то в них есть странное». Это суждение было странным, но почему-то оно возникало. На своей собственной планете эти дриады казались чуждыми своему окружению. Они резали глаз, как неуместно экзотический элемент на лице столь дорогом и любимом…

Почему? Может быть, из-за того, что эта планета так похожа на Землю? Герсен не чувствовал особенной привязанности к Земле, но все же эта планета чертовски смахивала на родную планету человечества — вернее, каким-то образом не оказалась подверженной нашествию многочисленных поколений людей. Эта планета была девственной, не тронутой, не подверженной изменениям. Если бы не эти дриады — диссонирующая нота — это вполне могла бы быть Старая Земля, Земля Золотого Века, Земля Естественного Человека…

Герсен ощутил радостное потрясение от нахлынувшего на него озарения. Вот в чем заключалась основа очарования этой планеты — в ее почти полной тождественности тому окружению, в котором росло и развивалось человечество. На Старой Земле должно было быть немало таких вот веселых долин, и память об этих пейзажах глубоко проникла в человеческую психику. В Ойкумене можно отыскать и другие приятные и удобные для жизни планеты, но ни одна из них не напоминает Старую Землю, не похожа на отчий дом человечества… «Конечно, — размышлял Герсен, — вот здесь я и хотел бы построить себе небольшой домик со старомодным садиком, фруктовыми деревьями на лугу, лодкой с веслами, привязанной к берегу реки». Мечты, праздное стремление к недостижимому… но эти мечты и тоска должны были волновать любого человека. Еще одна мысль пришла Курту в голову, и он стал внимательно наблюдать за своими противниками.

Уорвин стоял на берегу, хмуро глядя на воды реки. Почувствовав взгляд Герсена, он обернулся и подозрительно посмотрел на него. Курт быстро отвел глаза и перенес свое внимание на еще одного попутчика.

Келле стоял у зарослей папоротника, достигавшего ему до плеч, и смотрел вдаль, на кучевые облака и темнеющий на горизонте лес, который рос по обеим сторонам долины и вдали сливался в туманной дымке.

Деттерас медленно прогуливался по лугу, заложив руки за спину. Вот он наклонился, сгреб горсть земли, измельчил ее пальцами и понюхал. Затем, растопырив пальцы, он с интересом смотрел, как земля просеивается через них и падает вниз. Закончив это занятие, он повернулся и стал наблюдать за дриадами. То же самое сделал и Келе.

Дриады, медленно передвигаясь на гибких ногах, вышли из тени и направились к небольшому пруду. Их ветви с листьями сияли голубым и красным, медно-желтым и пурпурно-зеленым цветом. Были ли они разумными существами?

Герсен пристально следил за тремя учеными из университета. Уорвин смотрел на дриад, не скрывая своего восхищения. Деттерас неожиданно приложил пальцы ко рту и издал пронзительный свист, на который дриады, казалось, не обратили никакого внимания.

Послышался какой-то шум со стороны корабля. Герсен повернулся и увидел, что по лестнице опускалась Паллис Атроуд. Она подняла руки, закрывая глаза от яркого солнца, и глубоко дышала, как бы упиваясь чистотой и свежестью воздуха.

— Какая прелестная долина! — прошептала она. — О, Курт, какая прекрасная долина!

Она медленно побрела в сторону от корабля, часто останавливаясь и восхищенно вертя головой во все стороны.

Неожиданно Герсен повернулся и бросился к трапу. Рампольд, где Рампольд? Курт проскочил салон и бросился в грузовой отсек. Рампольд был уже внутри него. Герсен осторожно приблизился и стал подслушивать.

Послышался грубый, хриплый голос Даске, полный самодовольного ликования.

— Рампольд, делай то, что я скажу! Ты слышишь меня?

— Да, Хильдемар.

— Тогда иди к переборке и отвяжи трос. Да побыстрее!

Герсен занял место, откуда он мог, будучи незамеченным, наблюдать за тем, что происходило в отсеке.

Рампольд стоял не далее чем в полутора метрах от Даске и пристально всматривался в его красное лицо.

— Ты слышишь меня, болван? Быстрее, или я навлеку на тебя такую беду, что ты проклянешь тот день, когда родился!

Рампольд тихо рассмеялся.

— Хильдемар, я просил тебя у Курта Герсена. Я сказал ему, что буду заботиться о тебе, как о собственном сыне. Я буду кормить тебя самой изысканной пищей, давать тебе самое дорогое вино, самые лучшие сладости… Я не думаю, что он мне откажет, если я его хорошенько попрошу. Я постараюсь объяснить ему, что этим я доставлю себе то огромное удовлетворение, о котором мечтал все семнадцать лет заключения. Но если он все же мне откажет, то мне придется ограничиться всего лишь тем, что я изобью тебя до смерти. Это первая представившаяся мне возможность…

Герсен вышел из укрытия.

— Извини, Робин, за вмешательство.

Рампольд издал нечеловеческий крик, полный отчаяния, повернулся и выбежал из отсека. Герсен последовал за ним. В двигательном отсеке он зарядил свой энергомет, сунул его в кобуру и вернулся в грузовое отделение. Даске оскалил зубы, как дикий зверь.

— Рампольду не терпится, — сказал Герсен и, подойдя к переборке, начал отвязывать трос.

— Что ты намерен делать? — спросил Даске.

— Согласно приказу, тебя следует казнить.