Шрифт:
– Благодетель ты наш! – смахнул навернувшиеся кстати слезы от едкого сигарного дыма Самохин. – Дозволь по личному вопросу обратиться… Ваше превосходительство… Не откажи!
– Да ладно тебе, – скромно потупился Федька. – Давай лучше водочки выпьем. А то лаемся как придурки лагерные из-за пайки.
– С килькой, как в прошлый раз?
– С омарами!
– Это… фрукт такой? – дурачился Самохин.
– Рыба… Тьфу ты, короче, вроде рака нашего, только здоро-о-вый. – Федька протянул руку к стеллажу с книгами, повернул полки, обнаружив зеркальное, уставленное бутылками нутро.
– Правильно, – поддакнул Самохин. – А то некоторые наставят энциклопедий разных – тоска. А тут все нормально. Почитал, стопарик дернул, опять почитал. Прогресс!
– Это бар, – буркнул Федька и, не выдержав, опять вспылил. – Ты чего мне все время хамишь, майорская морда?
– Потому, Федор Петрович, что денег у тебя попросить хочу. И этого… как его… содействия… по твоим каналам, – покаянно признался Самохин.
– Много? – покосился на него Федька, разливая по хрустальным рюмкам водку из квадратной бутылки.
– Не знаю пока, – смиренно вздохнул Самохин, принимая стопку. – Посоветуемся вначале. Тебе видней, во сколько моя просьба обойдется… А крабы-то где? – обеспокоился он.
– Омары! На, вот банка, вилка. Сам выковыривай.
– У-у… – разочаровался Самохин, цепляя серебряной вилкой беловато-розовый комочек. – Я думал, они в натуральном виде, с клешнями…
– Ага, и живые при этом. Начал грызть, зазевался, а они за нос тебя – цап! Или за яйца…
Выпили, закусили. Федька опять налил. Самохин почмокал размусоленным кончиком потухшей сигары, ткнул ее в пепельницу, сломав с хрустом.
– Ну ее к лешему. Я лучше свои, – и достал надежную «Приму».
– Давай-ка о деле покалякаем, – предложил Федька, после того как выпили по второй.
Самохин с видимым удовольствием затянулся сигаретой, сказал потерянно:
– А все-таки, Федька, сволочи мы с тобой…
– Ты это к чему? – насторожился приятель.
– А к тому, что теперь дети наши да внуки дерьмо, которое мы им вместо страны оставили, разгребают. Воюют – то в Афганистане, то в Чечне…
– Ну а мы-то что теперь должны делать? Я, между прочим, в военный госпиталь на триста тысяч гуманитарной помощи передал. Жратву, лекарства, видеотехнику. Компьютер новейший докторам подарил.
– Молодец, – серьезно похвалил Самохин. – Но это как-то… общо. А у меня сосед, пацан девятнадцатилетний, в Чечне служил. В десантных войсках. Парнишка хороший, смелый. Не щадя жизни, родину защищал. Не то что мы с тобой, говноеды.
Федька крякнул досадливо, но стерпел, наставив на собеседника торчащую вызывающе в белоснежно-фальшивых зубах сигару.
– Мальчик этот, – продолжил отставной майор, – его Славик зовут, пропал там в ходе боевых действий. Их колонна в засаду попала. Все погибли. А его ни среди раненых, ни среди мертвых не обнаружили. Вполне вероятно, что он в плену, и если так, выкупать придется. А у него мать одна, очень хорошая женщина. Беленькая такая! В поликлинике работает, в регистратуре. Так что с деньгами, сам понимаешь, глухо. Вот и пришел я к тебе с просьбой. Вернее, с двумя. Чтобы ты, ну, по своим каналам справки о пацанчике этом навел – жив ли? И если жив, помог деньги на выкуп найти.
Федька бережно стряхнул в пепельницу колбаску светлого сигарного пепла, осмотрел придирчиво тлеющий кончик, произнес задумчиво:
– Деньги – не самая большая проблема. Сперва надо пробить по официальным структурам, жив ли он. Потом, если не выйдет, – по братве. Там выход на чечиков есть…
– Ты… чеченцев имеешь в виду?
– Ну да, местных. Они на нашей земле живут, наш хлеб-соль хавают, пусть расстараются…
– У тебя с ними связь есть?
– Слабая. Стараемся не цепляться друг с другом. Они года три назад большую силу здесь взяли, нас, славян, потеснили. А как наши во второй раз Грозный раздолбали – хвосты сразу прижали. Кого рубоповцы прижучили, кого мы убрали. В общем, сейчас вроде как нейтралитет держим.
Самохин слушал, дымил сигаретой, кивал понимающе.
– Ты Щукина знаешь?
– Какого? – не понял Самохин.
– Есть такой пахан. Из местных. Он у нас в области торговлю наркотой контролирует.
– А-а, этот… – вспомнил отставной майор. – Я с ним в девяносто первом году в следственном изоляторе встречался. А папаша его новую политическую партию создавал.
– Он и сейчас в Госдуме законы пишет.
– Да ну? Что-то не слыхал про такого…
– Он тихенький теперь… Но дело не в нем, в сыне. Так вот, Щукин-сын с чечиками – не разлей вода. Братаны! Вместе наркоту со Средней Азии через нашу область гонят, до самой Европы. Часть здесь, естественно, оседает. Бабки у этих ребят немереные, только им все мало. И есть у меня сведения… Только между нами, усек? – строго глянул Федька.
Самохин кивнул напряженно.
– Есть у меня информация из надежных источников, – продолжил, понизив голос, Федька, – что они людишками приторговывают.
– Это как?
– Просто. Бабенок молоденьких в турецкие бордели поставляют. Или в польские. А предпринимателей, что побогаче, в Чечню. Прижмут здесь, укольчик сделают и самолетом, автомобилем или поездом – на Кавказ. Ежели кто поинтересуется – отговорка одна: перебрал, мол, накануне друган, притомился в дороге и спит. А чтобы не будили, не беспокоили, – менту сотню долларов сунут, он любопытство-то и поумерит. Потом маляву родственникам – так, мол, и так, сто тысяч зеленых, а то и пол-лимона на бочку, и ваш отец, сын или брат в целости и сохранности домой вернется. А нет – так по частям. Через неделю ухо его замаринованное пришлем, еще через неделю – палец, и так до тех пор, пока у него запчасти не кончатся…